переспросила я.
– Пенсию принесли.
– “Какой почтальон? Какую пенсию? Чему она так радуется?” – один за другим мыльными пузырями вздувались и лопались вопросы в моей голове.
– Добавили немного, и по слухам ветеранам труда еще к сентябрю добавят.
– “Значит, он не пришел?” – лопнул последний пузырь, и я опять села на стул.
– Хорошо, – только и смогла выдавить из себя я.
– В магазин пойдем, че-нибудь хочешь? – спросила бабушка.
Скучная и печальная дремота деревенской жизни прерывалась на дни пенсии или “пензии”, как ее называли старушонки, и местные магазины оживали шумными очередями. Одетые в чистое и хорошо выглаженное старики стекались к центральной площади, чтобы радостью маленьких покупок отметить свою очередную победу в неравной борьбе со старческой бедностью. Отдав тяжелой работе свое здоровье и молодые силы, все они теперь примкнули к безликому войску пенсионеров. Вымуштрованные за многие годы, навыки к монотонному покорному труду и терпению теперь служили им, помогая “дотягивать до пенсии”. У некоторых, особенно одиноких, пенсионеров мастерство этой вынужденной аскезы было доведено до степени не разумного совершенства, когда, казалось, что последней непокорившейся вершиной была только смерть.
Помню, когда бабушка отправляла меня в магазин, я по дороге наведывалась к старушке Марфе из дома напротив, узнать, не нужно ли ей чего. Она часто просила меня купить ей хлеба и еще пачку макарон при условии, что на нее хватит, вверенных мне, копеек. По возвращении я какое-то время топталась у ее палисадника, собираясь с мыслями. Она бесшумно открывала ворота, и я с видом напускного веселья, как бы второпях, вручала ей хлеб, макароны и немного желтых конфет. Она недоверчиво брала подарки, а я, сунув ей еще и сдачу, убегала прочь, не давая опомниться. Конечно, дома бабушка “недосчитывалась”, как она это называла, но никогда не винила меня за то, что я, по-видимому, съела по дороге мороженое или опять купила эту “противную жвачку”.
– Может насос купим? – предложила я.
– Господь с тобой, какой насос? – испуганно воскликнула бабушка.
– Велосипедный. Шина-то спущена.
– Да где ж я тебе его возьму?
– Надо в хозяйственном магазине спросить, – продолжала настаивать я.
– Ну давай спросим, только я не знаю… у них может не быть… насос.. велосипедный, вот ведь надо же – выдумала, – уже не замечая меня, говорила она сама с собой, а потом подытожила: “Собирайся – пойдем”.
Приготовления всегда были долгими. Сначала за печью бабушка долго гремела соском умывальника, чистя зубы, моя лицо и руки. Потом она заходила в комнату и просила меня помочь ей надеть платье. Я вскакивала на диван и подвешивала платье над ее головой. Здесь мы работали слажено и быстро. По технике исполнения это напоминало игру кольцеброс: бабушка протягивала обе руки кверху, а я, прицелившись, опускала платье так, чтобы ее руки точно угодили в рукава. Еще
