/p>
– Здорово, дружище! – задорно прокричал в трубку какой-то мужик.
– Здорово, – сонным голосом ответил я. – Ты кто? Зачем орешь?
– Я вот возьму и обижусь, – почти шепотом, но так, чтобы я расслышал, произнес он.
Пауза.
Треск, щелчки… Помехи.
Обиделся? Сам дурак! Представляться надо. Сказать: я – такой-то, звоню по важному вопросу. И главное – прощения попросить за беспокойство. Не знаю как вы, но мне следует ой как постараться, чтобы не разозлиться на мудака, у которого в семь утра голос является фонетическим воплощением оптимизма и идиотизма одновременно.
– Саня, это я… блин… Гена, из Нью-Йорка. Недавно важное письмо тебе отправил, а ответа до сих пор не получил, – уже более смиренным тоном сказал мужик.
Блин… Гена… Хм. Из Нью-Йорка? Дурдом какой-то… Письмо? Не получал. А может, удалил случайно. Не исключаю, впрочем, что мог и умышленно удалить. Только вот какая разница, если не помню?
– Дьявол! – снова заорал он так, что я поморщился и даже зажмурился. – Мы с тобой вместе в одной школе учились. Хулиганили вместе! Стекла из рогаток расстреливали. За девками бегали. Помнишь?! Как…
Он, вероятно, хотел напомнить о чем-то еще. О каком-то важном в его судьбе событии, но я быстренько и корректно перебил:
– Нет, ты, действительно идиот! В Нью-Йорке? Ну, ты дал, чувак! Не ври. Можешь не верить, но я никогда не учился в Нью-Йорке. А за девками совсем в другом месте бегал. И стекла не расстреливал…
– Я Гена… Не помнишь, да? Эх…
Настойчивость незнакомца меня смутила. Вот, думаю, какой настырный телефонный хулиган. Из Нью-Йорка он… Гена из Нью-Йорка, это вроде как Никифор или Федор из Аклахомы. Никуда, короче, не годится. Но мои извилины уже просыпались, шевелились, потягивались… В «оперативной», кратковременной памяти Гены не нашлось. Быстро порылся в «архивах».
Черт побери! Бывает же такое! Вспомнил…
– А! Привет, Гена… Очень-очень-очень рад тебя слышать. Не поверишь, но сильно скучаю, мой верный школьный товарищ. Не кричи только, пожалуйста. Как Нью-Йорк? У вас там все нормально? Только, пожалуйста, говори правду, какой бы страшной она не была. Все переживу. Да не молчи же!
– Делаешь вид, что тебе интересно, как Нью-Йорк? Да, люди не меняются, – пробурчал Гена и вздохнул как умирающий слон: тяжело и протяжно.
Было дело – случайно нашлись в сети, стали общаться, но постепенно Гена начал раздражать. Я искренне пытался справиться со своим несправедливым по отношению к давнему другу чувством. Признаюсь – в этой борьбе я честно проиграл. Да-да, вначале запоем ностальгировали, расковыривая болячки памяти, но когда прямо на глазах мой ящик разбух от писем, с бесконечными – как на порносайте галереями прикрепленных фотографий, а почтовую программу заглючило… Что-то во мне зарычало!
Вот так: «Ррррыы!!!»
Я, конечно, с ленивым сочувствием смотрел на разжиревшего и полысевшего Гену, обмотавшего красную шею массивными золотыми цепями. Во, думал я, что эмиграция с людьми делает. Превращает в этаких синьоров-помидоров. На его жену, на его детей, и даже на его собаку с испуганными глазами я тоже смотрел. Но вот на его плешивого шефа мне смотреть не хотелось. Имею, кстати, право! А представьте многочисленных Гениных родственников с вампирскими очами? Все эти тети-дяди-племянники? Они-то мне на кой ляд сдались? Да еще с таким ярко-выраженным эффектом «красных глаз». Он что? Думает, что я страдаю особо извращенной формой чудовищного вуайеризма? Напрасно… В этом смысле я образец здоровья. Хотя, подозреваю, что теоретически смогу, при случае, заглянуть украдкой под женское платье или юбку, но не очень хорошо представляю, как это выглядело бы на практике. То есть шансы такого происшествия – нулевые.
А еще я не мог понять – зачем Гена так много и нудно пишет про корпоративные вечеринки, поездки на пикники, и совсем неинтересные мне налоговые хлопоты. В результате все эти тривиальные, малюсенькие, как голодные клопы события не вызвали ожидаемых Геной ответных эмоций. Пару раз я отреагировал нейтральным «Нормально!» Один раз решил сделать ему приятно, и написал: «Круто!» Но чаще всего я ограничивался ехидными смайлами. Вот если б он поведал о чем-нибудь действительно интересном и захватывающем, в традиционном жанре кровавого вестерна… О том, как все дружно проблевались, нажравшись халявного виски, или о том, как кому-нибудь жестоко набили морду на тех же вечеринках. Но письма Гены, несмотря на засылаемые мной межстрочные намеки неизменно походили на пыльные бухгалтерские отчеты. Он щедро нашпиговывал их цифрами. В какой-то момент я сообразил, что ему нужен просто зритель, который следил бы за его жизнью, восхищался, и аплодировал. Не сомневаюсь – у него развился типичный комплекс эмигранта. В том смысле, что уехал, обустроился там, и вроде
