которые сокращали до инициала первое, а не второе имя: как правило, ими оказывались или сборщики налогов, или адвокаты, открывавшие конторы по месту жительства; иногда это могли быть полицейские чиновники, которые попутно занимались продажей подержанной мебели; Смоки установил, что почти каждый житель по фамилии Синглтон и все до единого Синглтери обитали в северной негритянской части города, где мужчины носили имена бывших президентов, а женщин называли по драгоценным камням – Перл, Руби, Берилл – с горделивой приставкой «миссис», и Смоки представлял, как они – дородные, темнокожие, сияющие – возятся в тесных каморках с кучей чисто вымытых детишек. Начиная с самодовольного специалиста по ремонту замков, украсившего название своей крохотной мастерской множеством заглавных «А», и кончая ученым – Архимедом Яяззандотти (старым холостяком, читающим в запущенной квартирке греческие газеты), Смоки знал теперь всех до единого. Под его скользящей лупой набранные мелким шрифтом имя и номер казались всплывшими на поверхность и выброшенными волнами на берег обломками кораблекрушения, способными поведать целую историю. Смоки вслушивался в нее, сличал карточку со списком и, убедившись в отсутствии разночтений, переворачивал ее, даже если увеличительное стекло помогало всплыть новой истории. Сидевший с ним рядом клерк тяжко вздохнул. Потолок кашлянул, потом громко рассмеялся. Все сидевшие в комнате подняли головы.
Смеялся молодой человек, которого приняли на работу совсем недавно:
– Я только что обнаружил в регистрационном списке «Клуб охотников и рыболовов с Шумного моста». – Он едва сумел выговорить фразу до конца из-за душившего его смеха; Смоки поразился, что даже полное безмолвие соседей-корректоров ничуть его не обескуражило. – Ты что, не врубаешься? – обратился молодой человек к Смоки. – Шум на этом мосту уж точно поднимут изрядный.
Неожиданно для себя Смоки тоже рассмеялся: его смех взлетел под потолок и обменялся там рукопожатием со смехом соседа.
Молодого человека звали Джордж Маус; он носил широкие брюки с широкими подтяжками; по окончании рабочего дня он завернулся в необъятный шерстяной плащ с воротником, зацепившим его длинные черные волосы, и Джорджу пришлось рывком их высвободить, как это делают девушки. Шляпа у него была как у Свенгали, да и глаза тоже: темные, веселые и притягательные. Не прошло и недели, как Джорджа, к великому облегчению всех сидевших в комнате обладателей бифокальных очков, выставили за дверь, но к тому времени он и Смоки – единственный в целом свете, кто мог произнести это совершенно серьезно, – уже стали «закадычными друзьями».
Подружившись с Джорджем, Смоки начал приобщаться к умеренному распутству: немного пьянства, немного наркотиков; под влиянием Джорджа он стал цветасто одеваться и выражаться цветистее; Джордж представил его и девочкам. Довольно скоро безличность Смоки
