видом. На ней было надето платье, которое Нора не видела несколько лет.
– Об Августе ничего не слышно? – спросила она тоном, заранее предполагающим отрицательный ответ.
– Нет. Ничего.
С того дня, когда сосед сообщил им, что обнаружил в поле брошенный на волю стихий «форд» Августа, прошло две недели. После долгих колебаний Оберон предложил Вайолет обратиться в полицию, но сама мысль об этом была невероятно далека от того, что представляла себе Вайолет, и Оберон даже усомнился, слышала ли она его вообще: судьбу, уготованную Августу, с помощью полиции невозможно было ни изменить, ни даже хоть как-то выяснить.
– Знаешь, это я виновата во всем, – сказала Вайолет слабым голосом. – Что бы там ни случилось. Ох, Нора, Нора.
Нора бросилась к ней, так как Вайолет, покачнувшись, села на ступеньки, словно у нее вдруг подкосились ноги. Она взяла Вайолет за руку, чтобы помочь ей подняться, но Вайолет схватила предложенную ей руку и стиснула так, будто не она, а Нора нуждалась в помощи. Нора опустилась на ступеньку рядом с ней.
– Как я ошиблась, какая же я бестолковая, – проговорила Вайолет. – Дала маху, сглупила. И вот видишь, что из этого вышло.
– Не понимаю, – отозвалась Нора. – О чем ты говоришь?
– Я ничего не видела… Я думала… Послушай, Нора: я хочу поехать в город. Хочу увидеть Тимми и Алекса, побыть у них подольше, повидать их малыша. Ты поедешь со мной?
– Конечно, – кивнула Нора. – Но…
– Вот и хорошо. Да, Нора. Твой молодой человек.
– Какой молодой человек? – Нора потупилась.
– Генри. Харви. Может быть, ты думала, что я не знаю, но я знаю. Я думаю… Я думаю, что ты и он… Вы должны поступать так, как вам нравится. Если тебе когда-нибудь покажется, будто я говорила что-то против, знай, что это не так. Ты должна делать именно то, что тебе по сердцу. Выходи за него замуж, уезжай…
– Но я не хочу уезжать.
– Бедняжка Оберон, теперь-то уже, наверное, поздно: войну он прозевал и…
– Мама, – перебила ее Нора, – о чем ты говоришь?
Вайолет помолчала. Потом повторила:
– Это моя вина. Я не подумала. Так тяжело – мало знать или догадываться о немногом и удерживаться от того, чтобы помочь или хотя бы присматривать за тем, чтобы все шло хорошо; трудно не бояться, не думать, что достаточно малой малости – самой малой: сделаешь ее – и все испортишь. Но ведь это не так, правда?
– Не знаю.
– Да-да, не так. Видишь ли… – Вайолет стиснула тонкие, бледные руки и закрыла глаза. – Все это – Повесть. Только длиннее и необычнее, чем мы себе представляем. Длиннее и необычнее, чем мы можем себе представить. А ты должна, – Вайолет открыла глаза, – ты должна, и я должна тоже… забыть.
– Забыть что?
– Забыть о том, что Повесть рассказывается. Иными словами – ну неужели
