нельзя.
По случаю тепла, на прогулку было разрешено выйти всем ходячим больным. И вот, они тщательно закутанные в пальто, куртки с выглядывающими из-под них казенным халатом, бродили тихими группами по аллеям старого парка еще голыми деревьями, или сидели на просохших лавочках, предусмотрительно постелив газетки.
Вячеслава Ионовича Литвин нашел быстро. Тот гулял один, не прибиваясь ни к одной компании и осторожно обходя группки любителей «козла» и тихих, но не менее азартных, шахматных поединков.
Его тугие щеки несколько пообвисли, как у строго бульдога, гордый кругленький животик исчез, а в глазах-пуговках затаилась глухая тревога.
Проходя по аллейке, Силаев мельком взглянул на Литвина и захромал дальше, опираясь на солидную трость с затейливым набалдашником.
– Вячеслав Ионович? – негромко окликнул Литвин. Силаев вздрогнул, приостановился и медленно повернулся.
– Вы ко мне? – настороженно спросил он.
– Меня зовут Георгий Константинович, – успокаивающим тоном представился Литвин, – Я сотрудник московского уголовного розыска. Вот моё удостоверение.
– А-а, – протянул Силаев уже более спокойным, но, все же, недовольным тоном, не забыв тщательно сверить фотографию на удостоверении с оригиналом. – Господи, и когда все это кончится? Впрочем, это сейчас неважно. Из МУРа, так из МУРа. Пойдемте, там есть тихая лавочка.
И он, шумно отдуваясь, зашагал впереди Литвина, еще больше.
Они подошли к длинной деревянной скамейке с витыми чугунными ножками. Силаев достал из кармана несколько газет, посмотрел на числа, две спрятал, одну оставил себе, а другую протянул Литвину.
– Подстрелите, – буркнул он, – грязно. Убрать никак не соберутся.
Они почта одновременно расстелили газеты. Но Силаев, увидев какую-то заметку на первой странице, быстро свернул свою, достал другую, проверил, и, увидев, что все в порядке, постелил ее.
Начать разговор Вячеслав Ионович не торопился. Он долго усаживался, поправлял теплый больничный халат с застиранными обшлагами, потом застегивал щегольскую дубленку, накинутую поверх. Заметив недоуменный взгляд Литвина, нехотя буркнул:
– Мерзну… Врачи говорят от потери крови. В моем состоянии и летом в шубу влезешь.
Наконец, поправлять больше было нечего. И тогда, шумно вздохнув, он спросил:
– Ну, что еще интересует доблестную московскую милицию? Я, вроде, уже все рассказал вашему коллеге. Он, правда, был чуть постарше.
Силаев уже успел рассмотреть работника МУРа и прикинуть стоимость того, в чем он был одет. Калькуляция вызвала у него внутреннюю усмешку и настроила Вячеслава Ионовича на несколько иронический тон. Довольный собой, он пристроил больную ногу на трость и, блаженно зажмурившись, повернул лицо к солнцу. И все же Литвин почувствовал, что его настороженность не исчезла.
– Да, – сделав вид, что не замечает иронии, соглашается
