свет струился со всех сторон. Этот свет принёс Наталье, хмельной от бессонницы, странное, странное предчувствие: надвигается беда.
4
Утром, когда они проснулись и, как обычно, вышли в кухню завтракать, Наталья выбрала момент и заговорила о ночном открытии:
– Ты телефон разбирал на ночь? Зачем?
Иван ответил не сразу. Сделав вид, что занят намазыванием масла на булку, он потянул паузу и только потом сказал:
– Что-то динамик стал барахлить… Я подумал перезагрузить таким образом… Вдруг поможет…
Невинный вопрос – убедительный ответ. Но голос Ивана прозвучал неуверенно. Они сидели друг напротив друга, и Наталья ясно почувствовала, как муж напрягся.
– Это правда? – спросила Наталья.
– Что? – Иван уже жевал булку. Он смотрел на неё, старательно работая челюстями, с вопросительным недоумением, но она чувствовала дистанцию, которую держит муж.
– То, что ты говоришь, – уточнила Наталья в замешательстве.
– Про телефон? Конечно, правда. Если не поможет, придётся обращаться в сервисный центр. Ремонтировать… Почему ты спрашиваешь? Что тебя беспокоит? – Глаза Ивана как-то странно – неуловимо проскальзывали мимо её взгляда.
«Он говорит неправду, – подумала Наталья, – но зачем? Зачем врать по такому пустяковому поводу?» Она улыбнулась ему, не отвечая, причём улыбнулась фальшиво, и сама это почувствовала, но он принял её улыбку, не стал расспрашивать. Быстро собрался, чмокнул в щёку и выскочил за дверь.
Наталья осталась со странным ощущением, что с Иваном что-то не так, но что могло быть не так, она даже представить себе не могла.
После ухода Ивана Наталья решила немного поспать – после бессонной ночи гудела голова, и всё – обстановка, события – воспринималось в каком-то зыбком тумане. Она устроилась было на кровати, но, как ни старалась, заснуть не могла. Тогда она снова перебрала в голове все непонятности вчерашнего дня и сегодняшнего утра. Зашла в своих размышлениях в тупик и почувствовала прилив острого недовольства жизнью – недовольства, уже не связанного с Иваном, но имеющего прямое отношение к тому, что называла своей «очень личной жизнью».
Наталья прислушалась к себе. Так и есть. Опять это чувство, что она проживает жизнь инфузории-туфельки. Она не выполняет главного предназначения женщины – продолжать род, и она не занимается тем, что любит больше всего. В иные моменты она чувствует себя предательницей. И дело не в том, что она должна стоять над замершим залом, а после – низко, в пояс, кланяться под бурные овации, прижимать к груди тяжёлые цветочные свёртки. Не в тщеславной шелухе. Дело в неубиваемой тоске по удовлетворённой выжатости, по благодарности судьбе, по служению настоящему. Вместо того чтобы бороться за мечту, она сдалась без боя и оставила свою жизнь равнодушным обстоятельствам…
В такие моменты Наталья утешала себя тем, что в компенсацию
