уверял, что Терри ошиблась. Но от его настойчивости она только смущалась еще больше, поэтому он все-таки взял деньги.
– Наш девиз: покупатель всегда прав, – сказал мистер Сарду, когда Невилл взял два шиллинга. – Но сейчас вы были неправы. Ха-ха!
Невилл улыбнулся и ушел.
Как только он вышел из магазина, мистер Сарду резко повернулся к Терри:
– Сколько он дал вам – пять шиллингов?
Терри, не подумав, кивнула.
Мистер Сарду остался доволен ее ответом. Но потом, уже сидя в служебном помещении, он вновь вернулся мыслями к этому эпизоду: поведение Терри показалось ему очень странным. Если покупатель дал ей пять шиллингов, значит, монета должна быть в кассе. Чтобы окончательно прогнать сомнения, он вернулся в торговый зал. Когда Терри обслуживала покупателя, он заглянул в кассовый ящик.
– Ну, и где же монета в пять шиллингов? – спросил он, когда тот покупатель ушел.
Терри ничего не сказала. Чем больше хозяин задавал вопросов, тем больше она смущалась.
Мистер Сарду помрачнел. Он решил проверить бухгалтерские книги и выяснить, не обнаружится ли еще большей пропажи денег. Однако вздохнул с облегчением, когда узнал, что не хватает всего девяти шиллингов.
И тут Терри не выдержала. Она рассказала хозяину, что позаимствовала деньги и собиралась вернуть их до следующего переучета, но, к сожалению, не успела этого сделать. При этом она продолжала уверять, что композитор дал ей пять шиллингов.
– Конечно, это серьезный проступок, – важно сказал мистер Сарду. – Я мог бы даже потребовать арестовать вас. Но я же не изверг. И все же я уже никогда не смогу вам доверять.
Он позволил ей проработать в магазине еще две недели – чтобы она смогла вернуть из своего заработка те деньги, которые “позаимствовала” (как он предпочел выразиться) из кассы.
Пока Терри оставалась у Сарду, Невилл больше не заходил ни разу. Через неделю после увольнения из магазина она проходила мимо дома Невилла, но в его комнате было темно и тихо, а в окне была выставлена табличка: “Сдается комната”.
Приближалась осень, и Лондон готовился к новому театральному сезону. Танцевальные труппы, акробаты, велосипедисты-трюкачи, фокусники, жонглеры и клоуны нанимали для репетиций клубные помещения и пустующие склады. Лихорадку предстоящего сезона ощущали и будущие зрители, и даже театральные декорации. Для пантомимы в “Друри-лейн” по частям собирали огромного, на всю сцену, лежащего великана, который умел “дышать” благодаря особому механизму. Он был такой большой, что из кармана его куртки, как из двери, запросто мог выскочить целый кордебалет[14].
Вот особый реквизит для сцены преображения Золушки – тыквы, которым предстояло превратиться в кареты с белыми лошадьми при помощи хитрой системы зеркал, различные хитрые механизмы для воздушного балета, рельсы для циклорамы, горизонтальные брусья, канаты для канатоходцев. Все было готово к рождественской пантомиме: новые номера с фокусами, причудливые музыкальные инструменты,
Здесь имеется в виду пантомима театра “Друри-лейн” 1910 года – “Джек и бобовый стебель”. Эта постановка прославилась огромным механическим великаном, который помещался на сцене только по частям – показывалась то голова, то нога, то рука и т. д.
