кивнул:
– Правда.
– Говорят, ты обвел вокруг пальца самого князя. Обещал ему громовые посохи, а взамен привез гнилые палки.
Глаза Глеба угрожающе сузились.
– Не советую тебе повторять этот бред, – холодно проговорил он.
Парень ухмыльнулся и хотел что-то сказать, но в этот миг из-за шторы окликнули:
– Эй, Первоход, входи!
Парень посторонился, освобождая проход, Глеб откинул полог шторы и вошел в комнату.
Первое, что увидел Глеб, был стол, уставленный и заваленный всевозможными яствами – недоеденными жареными курами, свиными ногами, кусками белого хлеба. Между тарелками с едой стояли кувшины с выпивкой.
Привыкнув к полумраку комнаты, чуть подсвеченному двумя сальными свечами, Глеб разглядел и людей, сидящих за столом.
– Ба! – услышал он насмешливый голос Белозора. – Уж не великий ли ходок пожаловал в нашу компанию?
Глеб взглянул на вожака разбойников. Тот был все так же смазлив, как прежде, только выглядел совершеннейшим клоуном. Волосы его были стянуты за затылке и перевязаны алой лентой, русая борода заплетена в тощую косицу. Гофский золотистый камзол с белым накрахмаленным воротом сидел на Белозоре как влитой и блистал чистотой, но выглядел столь же дико, как лента и борода-косичка.
Остальные разбойники, числом не меньше полудюжины, были полной противоположностью изысканному до идиотизма и смазливому до отвращения Белозору.
– Так зачем ты сюда пришел, Первоход? – поинтересовался Белозор, потягивая из серебряной кружки хмельной сбитень.
Глеб хотел ответить, но вдруг лишился дара речи. Только сейчас он разглядел девушку, сидевшую рядом с лютым красавчиком Белозором. Разглядел – и оцепенел. Это была Диона.
В ушах у Глеба зазвучали слова, сказанные, кажется, целую вечность назад:
—Глеб, я не сказала тебе, что я нелюдь... Я думала, ты уйдешь. А я не хотела, чтобы ты уходил. Я не виновата, что я такая... Ты мною брезгуешь? Брезгуешь, Глеб?..
– Диона! – выдохнул он, изумленно глядя на девушку. Затем сделал над собой усилие, усмехнулся и добавил: – Когда я видел тебя в последний раз, ты умирала.
– Как видишь, мне удалось выжить, – холодно проговорила Диона.
И новая сцена пронеслась у Глеба перед глазами. Диона лежит на траве, истерзанная кровожадным стригоем, а сам Глеб стоит у черной плиты Нуарана, зажав в руке камушек, который нужно вставить в выемку. Камушек, способный исполнить любое твое желание. Любое. Но одно. А Глеб уже видит Москву, видит скверы и бары, видит свою «Хонду», на которой отмахал сотни километров и с которой успел сродниться, свой компьютер, лица друзей и подруг... И все это заслоняет лицо умирающей Дионы...
В горле у Глеба защемило от обиды. Ему захотелось крикнуть:
«Ведь это я тебя спас! Я отказался от возвращения домой ради того, чтобы ты была жива! Я плюнул на свою мечту. И ради чего? Ради того, чтобы ты сидела в компании негодяя Белозора и его ублюдочных друзей!»
Все
