помилование.) После того как в 1864 году угроза со стороны тайпинов миновала, Ли повышали и назначали на ряд все более высоких постов, пока он не появился в Пекине фактически в качестве министра иностранных дел и главного переговорщика во время частых кризисов в отношениях с иностранцами[111].
Представитель общества, находящегося в осаде со стороны гораздо более мощных стран и сильно отличающихся культур, имеет выбор. Он может попытаться преодолеть культурные различия, перенять манеры тех, кто в военной области гораздо сильнее, и, таким образом, не поддаться искушению пренебрежительного отношения к тем, кто по своей культуре отличается от тебя самого. Или он может настоять на правомерности существования своей собственной культуры, пропагандируя особые ее черты и добиваясь уважения силой своей убежденности.
В XIX веке японские руководители пошли по первому пути, в чем им помог тот факт, что, когда они столкнулись с Западом, их страна уже шла по пути индустриализации и демонстрировала социальную сплоченность. У Ли Хунчжана, представлявшего разрушаемую восстаниями страну и нуждавшегося в иностранной помощи для их подавления, такой возможности не было. Не мог он отказаться от своего конфуцианского прошлого, какие бы преимущества это ему ни давало.
Отчет о поездках Ли Хунчжана по стране может послужить печальной иллюстрацией карты массовых волнений в Китае: в течение одного характерного периода 1869–1871 годов он оказывался то в юго-западной части страны, где французские представители заявили протест по поводу антихристианских мятежей; то на севере, где разразилась новая серия мятежей; снова далеко на юго-западе, где племя из числа национальных меньшинств, проживающих на границе с Вьетнамом, подняло восстание; потом на северо-западе, чтобы заняться крупным мусульманским восстанием; оттуда отправился в порт Тяньцзиня на северо-востоке, где из-за убийств христиан появились французские корабли и возникла угроза интервенции; и в конечном итоге на юго-востоке, где назревал новый кризис на острове Тайвань (тогда известном как Формоза)[112].
Ли Хунчжан представлял собой определенное явление на дипломатической арене, где преобладали установленные Западом правила поведения. Он носил свободные одежды конфуцианского мандарина и гордился старинными обозначениями своего ранга типа «Перо двуглазого павлина» или «Желтая куртка», которые его западные партнеры воспринимали с изумлением. Его голова была обрита – в маньчжурском стиле цинов, – за исключением длинной заплетенной косы, и покрыта продолговатой шапкой чиновника. Он разговаривал афоризмами на языке, который могла понимать только горстка иностранцев. Он держал себя с такой мощной силой душевного спокойствия, что один живший в то время англичанин сравнил его, со смесью благоговения и непонимания, с пришельцем с другой планеты. Казалось, его манера поведения говорила, что муки и уступки со стороны Китая – всего
Это описание карьеры Ли Хунчжана почерпнуто у: William J. Hail, «Li Hung-Chang», в: Arthur W Hummel, ed.,
Hail, «LiHung-Chang», в: Hummel, ed.,
