на нарах.
– Ты прямо как «кум» балакаешь. Перевоспитал тебя рабочий класс. Что-то больно быстро.
– А-а, нет, Михалыч, никто меня не перевоспитывал, ты же знаешь, я всегда сам по себе.
– Может, и так, – после некоторого молчания отозвался Ушастый. – Ладно, не будем базары разводить. Выпей лучше. – Он достал из кармана пиджака чекушку и хотел плеснуть водку в кружку Валька.
– Я и сам могу купить, – сказал Валек, прикрывая кружку ладонью.
– Обижаешь! За старую дружбу! Че ты, в натуре?
Валек и сам устыдился своего поведения. Что это с ним? Вроде как скурвился?
– Ладно, наливай! – пробурчал он.
– Другой базар!
– Валентин, ты идешь? – позвали с соседнего столика товарищи по бригаде.
Валек замялся:
– Нет, ребята. Я, пожалуй, останусь. Вот друга старого встретил…
– Молодец, – тихо сказал Ушастый. – А потолковать нам и вправду нужно.
Валек залпом выпил водку, запил ее пивом, сплюнул на пол. Он уже понял, что разговор будет не из приятных.
– Сейчас, конечно, масть сменилась, – осторожно начал Ушастый, – многие урки отходят от закона. Я вот тоже подумываю.
– Ты?! – удивился Валек. – На понт берешь?
– Сука буду. – Ушастый исполнил характерный жест, чиркнув себя большим пальцем правой руки по горлу, а потом зацепил ногтем зубы. – Ты вот правильно сказал: восемь ходок, даже девять. А что я имею? Туберкулез и язву! Но, в отличие от тебя, я уже не молод. Что же мне, на завод идти? «Вира-майна» кричать?
«И это знает, – без особого удивления подумал Валек, – видать, давно пас, а не случайно здесь столкнулись».
– Так вот, – продолжил свои излияния Ушастый, – я подумал: пора и на покой. Ну сколько я еще протяну? Лет семь-десять. В лучшем случае, пятнашку. А на какие шиши? «Гоп со смыком – это буду я…» – вдруг пропел он. – Нет, Валек! Побираться не буду! Лучше в петлю!
Валек в упор взглянул в глаза Ушастого. Глаза были холодные и серьезные, и, хотя в голосе старого вора звучал надрыв, в них читалась не слезливая пустота, а упрямая сила.
– И что же ты надумал? – с интересом спросил Валек.
– Последний скачок сделаю – и на покой.
– Ну ясно. Сначала последний, потом самый последний, потом последний в жизни, потом…
– Ты не смейся! Сказал, последний – значит, последний!
– Допустим. Но даже самую богатую хату бомбануть – на сколько хватит? От силы на год. А потом? Снова на дело?
– Нет, корешок ты мой любимый, эта хата, которую я надыбал, не просто богатая – золотая… – Ушастый оглянулся по сторонам. – Давай-ка на выход. Здесь толком не поговоришь. – Он отставил недопитую кружку и двинулся сквозь гудящую толпу. Валек нехотя пошел следом.
– Я знаешь чего надумал, – продолжал Ушастый дорогой. – Возьму хату, и в Сочи. Или, там, в Анапу. Куплю домишко, найду вдовушку и буду остаток дней на печке ж…
