это и впрямь сладкая картина. Для старых тоже. Хотя сорок лет – это для какого-нибудь зайца три старости, а его, Ивана Кручиню, просто внешне слегка помяли лагеря. Душа же и ум из возраста отбирают себе жизненный опыт…
Семка недовольно хмыкнул, поглядев на высовывающего голову старшего. Устроился в его лежбище из веток. Достал из кармашка бумажный самолетик, распрямил его, запустил. Сделав вираж, тот вернулся почти под руку, и парень потянулся за ним для очередного запуска. Под локоть попала противогазная сумка напарника и Семка вскрикнул от боли, полученной от острого края какого-то предмета, впившегося в руку. Ощупав находку, недоуменно оглянулся на гору. Палыч страусом тянул шею к реке. Запустил внутрь сумки руку. Не ошибся – это был наган. Но как и откуда?
– Пойду разузнаю, как и что они там, – раздалось почти над ухом, и Семка согнулся, пряча животом пистолет от возвращающегося начальника. – На, смотри, сколько захочется, – протянул вожделенный бинокль.
Сам расчесался, пригладил усы, экипировался. Семка не мог оторвать взгляда от опустевшей противогазной сумки, устроенной на плече Кручини, и, боясь в то же время остаться с оружием наедине, попросился:
– Вдвоем оно бы сподручнее…
Кручиня с улыбкой, но отрицательно помотал головой, натянул напарнику картуз на глаза.
– Вдвоем хорошо батьку бить. А в этих делах, брат, надо на цыпочках, молча и в одиночку. И не обижайся. Если что – поделюсь, – пообещал принять во взрослую компанию при положительном исходе дела. – Давай на пост.
Семка, засовывая пистолет за пояс, уполз на наблюдательный пункт, но Кручиня не успел сделать и нескольких шагов, как перед ним вырос железнодорожный обходчик. Оба замерли, всматриваясь друг в друга. По мере узнавания железнодорожник непроизвольно приподнимал молоток, но, устыдившись собственного страха, опустил его. Успокаиваясь, пригладил бороду:
– Все ж это ты! А я смотрю издали раз, другой – и глазам не верю.
– Я, Михал Михалыч, – кивнул Кручиня с горькой усмешкой. Встреча не обрадовала, он даже тоскливо оглянулся на горушку: лучше бы сидел на Семкином месте да крутил окуляры бинокля. Не все то близко, что трогаешь руками…
– И что, доволен фашистом? – поинтересовался Михалыч, на всякий случай вновь сжав рукоятку молотка.
– А чего это мне быть им довольным? – недоуменно пожал плечами Иван Павлович, прекрасно понимая при этом подоплеку вопроса.
– Так сначала вы с Деникиным страну топтали, теперь немчура ваша пытается.
– Михал Михалыч, – посмел перебить Кручиня собеседника. – Ты меня арестовал в двадцатом? Арестовал. Лично отвез на своем паровозе в ГубЧК на 15 лет? Отвез. Я свое отсидел. Что еще надо?
Отпор и решительность, набравшие силу в голосе бывшего белогвардейца и заключенного, неприятно кольнули железнодорожника. Он кашлянул в кулак с зажатой в него бородой. Однако собраться с мыслями и достойным ответом не смог, выдержки хватило только на полукрик:
– А
