гладить их, успокаивая потерявшую над собой контроль девчонку:
– Ну что ты? Что ты? Успокойся. Не хочешь говорить – не надо. Но лучше выговорись. Исповедуйся мне, авось полегче станет. А я буду молчать как рыба. Что Наталья?
Зоря несколько раз набирала в грудь воздуха, и, когда Стеша решила, что девчонка так и не признается в своем горе, та вдруг заговорила. Ей и впрямь тяжело было одной носить беду, случившуюся однажды в оккупации:
– Когда меня… меня… Ты не знаешь… перед отправкой… немцы… Они насиловали меня втроем!
Зоря, всего лишь минуту назад сидевшая счастливой, по-бабьи завыла и начала монотонно раскачиваться. Онемевшая от известия Стеша, понимая, что это еще не вся страшная правда, теперь не знала, нужно ли ей знать продолжение.
Зоря оказалась беспощадной:
– Она со своим полицаем шла мимо. Я умоляла, кричала, а они… видели и… мимо!
И вновь в одно мгновение, как только что из счастливой девчонки превратилась в плачущую бабу, на сей раз предстала окаменевшей женщиной. Жестко, глядя строго перед собой, может быть, даже жалея, что поведала стороннему человеку личную страшную тайну, произнесла:
– Вот. Хотела правду? Узнала?
Такую правду, по большому счету, Стеша в свою душу запускать не хотела, но зато она многое объясняла в поведении девчонки и ее отношении к Наталье. Понимая, что Зоря теперь может и ее ненавидеть за то, что оказалась посвященной в постыдное, торопливо прижала к себе: почувствуй мое тепло. Я не прошла мимо. Я рядом.
– Прости. Не знала. А может, она не могла… – попробовала найти оправдание бывшему бригадиру хотя бы для себя, чтобы совсем уж не разочаровываться в людях.
– Не-на-ви-жу! Не про-щу! – вне зависимости от того, могла или не могла помочь Наталья, вынес ей вердикт каменный цветок.
– Я никому! – заторопилась успокоить девчушку Стеша. – Это не надо знать никому, – намекнула больше не касаться этой темы с другими. – Успокойся. Давай успокоимся.
Лучше песни ничего более успокоительного люди для себя еще не придумали, и Стеша запела первое, что пришло на ум:
Жди меня, и я вернусь,
Только очень жди.
Жди меня, когда наводят грусть
Желтые дожди…
Песню Константина Симонова, звучавшую из всех динамиков и репродукторов, знали в стране от мала до велика и до последней буквы, и Зоря невольно сначала начала кивать в ритм музыки, потом и сама шептать слова:
…Не понять, не ждавшим, им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня…
Обнялись в конце песни, поцеловав друг дружку. Замерли подругами, объединенными общей тайной.
– А мне… мне только что свидание назначили, – решилась если уж признаваться, то во всем Зоря.
Скорее всего, именно страх перед первым свиданием и спровоцировал такую ее бурную реакцию. Девчонка просто не знала, как себя, изнасилованной врагом, теперь вести с парнями. Имеет
