target="_blank" rel="nofollow" href="#n_48" type="note">[48]. Все они, или почти все, объясняют появление радуги эффектом рассеяния, которое претерпевает солнечный свет при прохождении через влагу, среду более плотную, чем обычный воздух. Разногласия наблюдаются преимущественно в таких вопросах, как отражение и преломление света или поглощение световых лучей, их яркость и различный угол падения.
Эти умозрительные построения, эти развернутые, пространные доказательства выдвигаемых гипотез, эти чередования цветов, увиденных в радуге, – все это впоследствии подхватит арабская, а затем и средневековая западноевропейская наука. Так, в XII веке величайшие ученые, комментируя «Метеорологику» Аристотеля и труды арабских оптиков, главным образом Ибн аль-Хайсама, в свою очередь пустятся в бесконечные спекуляции о радуге. Роберт Гроссетест[49], Джон Пэкхэм[50], Роджер Бэкон[51], Дитрих Фрейбергский[52], Витело[53]– каждый внесет свою лепту в общее дело развития науки, но ни один не сумеет описать радугу такой, какой мы видим ее сегодня, а главное, не заметит среди ее многоцветия даже намека на синий.
Раннее Средневековье: о синем цвете – или очень мало, или ничего
В символике и в представлениях раннего западноевропейского Средневековья синий остается таким же малозначимым и малопрестижным цветом, каким он был в Древнем Риме. Если он и привлекает к себе внимание, то гораздо реже и гораздо меньше, чем три главных цвета, на которых, как и в Античности, построены все коды общественной и религиозной жизни: белый, черный и красный. Он играет даже менее важную роль, чем зеленый, цвет растительности, цвет судьбы и надежды, который иногда становится «посредником» между тремя основными цветами. Синий не значит ничего или очень мало; если о нем и упоминают как о цвете неба, то крайне редко: у многих авторов небо чаще описывается как белое, красное или золотистое, а не синее.
Несмотря на то что в символике синий занимает очень скромное место, он все же присутствует в повседневной жизни: например, в тканях и одежде эпохи Меровингов. Это наследие предков-варваров, оставшееся от времен, когда кельты и германцы красили вайдой в синий цвет повседневную одежду и некоторые предметы обихода, сделанные из кожи. Но с наступлением эпохи Каролингов эта практика уходит в прошлое. Императоры, владетельные князья и их приближенные перенимают древнеримские обычаи: предпочтение отдается красному, белому или пурпурному; в ходу также зеленый, который любят сочетать с красным; сейчас, в нашем современном восприятии такое сочетание цветов выглядит резким, прямо-таки нестерпимым контрастом, а человеку раннего Средневековья оно казалось вполне естественным[54]. Что же касается синего, то при дворе о нем не вспоминают, у князей он в пренебрежении и носят его только крестьяне и прочие простолюдины. Так будет продолжаться до XII века.
Предпочтения в одежде наглядно показывают, насколько скромное
Robert Grosseteste «De iride seu de iride et speculo» (Роберт Гроссетест «О радуге, Или о радуге и зеркале»). См. публикацию: Grosseteste R. De iride seu de iride et speculo // Beiträge zur Geschichte der Philosophie des Mittelalters / ed. L. Baur. Münster, 1912. Band IX. S. 72–78. См. также: Boyer C.B. Robert Grosseteste on the Rainbow // Osiris. 1954. Vol. 11. Pp. 247–258; Eastwood B.S. Robert Grosseteste’s Theory of the Rainbow. A Chapter in the History of Non-Experimental Science // Archives internationales d’histoire des sciences. 1966. T. XIX. Pp. 313–332.
Pecham J. De iride // D.C. Lindberg, John Pecham and the Science of Optics: Perspectiva communis. Madison (USA), 1970. Pp. 114–123.
Bacon R. Opus majus / ed. J.H. Bridges. Oxford, 1900. Part VI, ch. 2–11. См.: Lindberg D.H. Roger Bacon’s Theory of the Rainbow. Progress or Regress? // Isis. 1968. Vol. 17. Pp. 235–248.
von Freiberg D. Tractatus de iride et radialibus impressionibus // Opera omnia / Hrsg. M.R. Pagnoni-Sturlese und L. Sturlese. Hamburg, 1985. Band IV. S. 95–268. Книга воспроизводит старое, часто цитируемое издание И. Вюршмидта из сборника Beiträge zur Geschichte der Philosophie des Mittelalters. Münster, 1914. B. XII.
Witelo. Perspectiva / ed. S. Ungaru. Warszawa, 1991.
Сочетание зеленого и красного начинает восприниматься как контрастное лишь на исходе Средневековья, в период между XIV и XVII вв. Но только после того, как теория основных и дополнительных цветов установится окончательно, зеленый из союзника красного превратится в его противника, а сочетание красного и зеленого станет примером разительного контраста. Это произойдет не ранее, чем на рубеже XVIII–XIX вв. А позднее, с появлением цветовой символики в морской сигнализации, в регулировании движения на железной дороге, улицах и автотрассах, красный и зеленый станут в наших глазах непримиримыми антагонистами.
