меня, Давыдов. Заколебал…
– Я…
– Молчать! Слушай сюда! Я расскажу, что будет с тобой дальше, Давыдов, если до тебя до сих пор не дошло. А будет тебе звездец. Полный и окончательный, как победа капитализма в девяноста первом году. И мне тебя не жаль. Ты для меня никто. Отброс общества. Алкаш и подонок. И знаешь, почему я к тебе так плохо отношусь? Потому что ты испытываешь мое терпение. Убил? Попался? Так имей мужество сознаться! Нечего тут хвостом вилять, понимаешь!
– Я не убивал! – возразил Миша с угасающей уверенностью в голосе.
– Откуда ты знаешь? Ты же ни хрена не помнишь, Давыдов! Показания свидетельницы читал? Как ты оказался возле славинской квартиры? Что за сумка была у тебя в руках? Почему побежал? Можешь объяснить?
Голова Миши вяло дернулась из стороны в сторону, как маятник часов, у которых заканчивается завод. Зиминская голова качнулась иначе: сверху-вниз, с законченной убежденностью молотка, загоняющего последний гвоздь в крышку чужого гроба:
– Молчишь? То-то же! Можешь продолжать упрямиться, если такой тупой. Сейчас Ляшенко подзаправится и возьмется за тебя с новыми силами. Отсюда ты отправишься прямиком в тюрьму. Там сразу станет известно, что ты обвиняешься не только в грабеже и убийстве, но и в совершении изнасилования. Мы позаботимся об этом. В камере с тобой проделают все, что полагается в таких случаях. Все, о чем ты догадываешься и не догадываешься… Твои родители никогда не мечтали о девочке? Если да, то обзаведутся таковой на старости лет!
– Товарищ следователь… Пожалуйста…
– Встань! – заорал Зимин. – Встань с колен, говорю! Молиться в церкви будешь, если повезет!.. Потому что шанс у тебя есть. Малю-юсенький шансик, Давыдов. Хочешь им воспользоваться? Вижу, что хочешь… Ладно. На ночь я определю тебя не в общую камеру, а в отдельные апартаменты. Что такое КПЗ, знаешь? Камера предварительного заключения…
Расшифровка Мишу воодушевила, подняла с колен. Симпатичный Юра тоже толковал о предварительных показаниях, как бы невзаправдашних. Показания понарошку, и заключение понарошку. Это обнадеживало и успокаивало. Да и тон Зимина утратил жесткость, стал баюкающим, почти отеческим. Слушать его было все приятнее и приятнее.
– Посидишь в одиночестве, подумаешь о своем поведении, – продолжал Зимин. – Тебе выдадут бумагу, ручку и… – заостряя внимание на главном, следовательский палец распрямился перед глазами Миши: —…бутылку водки ноль-семь! Чтобы думалось лучше. Напишешь на мое имя покаяние. Мол, я, такой-сякой, сознаюсь в том, что мои неосторожные действия повлекли за собой угрозу для жизни гражданки Славиной И.Д., которой я собственноручно перекрыл дыхательные пути, находясь в состоянии алкогольного опьянения… Похищенные вещи намеревался сбыть с целью получения наживы… В содеянном глубоко раскаиваюсь… Запомнил? Подведу тебя под статью о неумышленном убийстве. За него полагается условное наказание, да и то, если прокуратура захочет с тобой возиться… Утречком мы встретимся снова, почитаем вместе твой роман, обмозгуем
