появилась черноглазая женщина лет тридцати. Прическа средневекового пажа придавала ей неповторимое очарование, но миловидность лица портили чересчур густые брови, которые явно срослись бы на переносице, если бы обладательница не занималась их регулярным выщипыванием. Возможно, она как раз приводила брови в порядок за закрытой дверью. Вид у нее был слегка смущенный.
– Добро пожальовать, – сказала она по-русски. – Очьень рада.
Француженка, решил Нолин. Потомственная эмигрантка в четвертом колене. В ее спальне наверняка хранится бархатный альбом с выцветшими фотографиями бабушек и дедушек в старинных нарядах. Эполеты, кринолины, вуали и лихо закрученные усы. Рассматривая пожелтевшие снимки, дама воображает себя светской львицей. Ее заветная мечта – получить в собственность какое-нибудь дворянское имение или свечной заводик в средней полосе России. В общем, все то, что отняли у ее предков проклятые большевики. Что именно дама носит на цепочке, определить невозможно, но это вполне может быть не католический, а православный крестик, снимаемый во время супружеских утех. Выпив шампанского, дама непременно расскажет, что ее предки качали на коленях маленького Деникина, были лично знакомы с фрейлиной государыни императрицы и писали об этом мемуары, издававшиеся в Париже. Тиражом эдак в триста экземпляров.
2
Банщиков витиевато представил даме Нолина, который едва удержался от гусарского полупоклона или пристукивания каблуками.
– Вы из Москвы? – улыбнулась она.
– Прямиком из Белокаменной, – подтвердил Нолин. – Вы прекрасно говорите по-русски.
– Моя прабабушка родом из Киева, – просияла дама.
В воображении Нолина маленький Деникин сменился маленьким Петлюрой. Он улыбнулся:
– Теперь я понимаю, почему мои коллеги облюбовали именно ваш пансион.
– О да, месье. Для нас, русских, очень важны корни.
Несмотря на события последних лет, для дамы Киев так и остался матерью городов русских.
– Лично для меня вершки важнее корешков, – возразил Нолин.
Пошлая, почти скабрезная шутка. В полном соответствии с тем впечатлением, которое он хотел произвести.
– Простите, месье? – дама картинно подняла свои дивные брови.
– Главное всегда лежит на поверхности, – развил мысль Нолин. – Почти всегда. – Он скользнул взглядом по платью собеседницы.
– Юрий Викторович сделал вам комплимент, – счел нужным вмешаться Банщиков. – Игра слов. – Он пошевелил пальцами, изображая нечто неопределенное.
– К сожалению, – произнесла дама, – я не умею играть… словами.
Сделанная ею пауза могла означать что угодно. А могла и ничего не означать.
– Если вы захотите попрактиковаться в русском языке, – сказал Нолин, – я к вашим услугам.
– Вы слишком любезны.
Судя по интонации,
