недавно употреблялось по меньшей мере в 9 (!) значениях (а сегодня и одно-то не каждый назовет). Помимо упомянутого выше, еще и: 1) «корзина, короб»; 2) «ларь, ящик»; 3) «старое русло реки»; 4) «дружина, отдельный подвижный отряд, часть войска»; 5) «ставка князя, воеводы»; 6) «воинский обоз»; 7) «укрепленный лагерь»; 8) «зимовье промысловика-охотника»; 9) «жребий, судьба».
Последний смысл особенно любопытен в интересующем нас плане. С ним связано еще одно важное понятие – «кощун» («богохульник, насмешник») и глагол «кощунствовать», в дополнительных разъяснениях не нуждающиеся[16]. Их сопряженность с лексемой «кош» видна из следующего пассажа богословского трактата XV–XVI веков «Слово и поучение против язычников»: «А се душевьнии греси [грехи. – В.Д.] <…> веровати в метаниа и в лживая писаниа в елиньскиа кощуны [в данном контексте слово имеет значение «еретические писания». – В.Д.] и баснотворья, в стрячю и в кошь и в сновидениа».
Архаичная общеязыковая корневая основа «кош» породила множество других, не менее архаичных, слов и понятий: «кошель»; «кошма» («войлок из овечьей шерсти»); «кошмар» (слово хотя и французское, но содержащее в себе две древнейшие корневые основы «кош» + «мар»); «кошуля» (разновидность славянской одежды); «кошута» («самка оленя») и др. Но и конечно же «кошка» – как же без нее! (В некоторых диалектах, например в новгородском, слово «кошка» и «котенок» звучит – «коша»). Принято считать, что слово «кошка» (с учетом чередования согласных «т» и «ш») образовалось от слова «кот», ибо, согласно филологическим канонам, мужской род предшествует женскому. Но в реальной истории все было отнюдь не так: матриархат, как известно, предшествовал патриархату. При этом речь идет как раз о той эпохе, когда в процессе распада былой этнолингвистической общности активно формировались самостоятельные языки и закладывался их лингвистический фундамент. Поэтому многие слова женского рода вполне естественно могли быть первичными по отношению к мужскому. Уж слово «кошка», вне всякого сомнения, предшествовало «коту», ибо одомашнивание самого животного как раз и пришлось на эпоху матриархата.
Между прочим, можно не слишком изощряться в фонетических изысканиях на предмет этимологии имени Кощей, потому что в древнерусском языке было самобытное слово «кощей», означавшее не бессмертного старца с острова, а совсем юного «мальчика», «отрока». В летописных рассказах об убийстве Андрея Боголюбского постоянно присутствует один из таких отроков – «один кощей мал» (Новгородская Первая летопись), «кощей един мал детеск» (Никоновская летопись). Но это – лишь одно из значений многозначного русского слова. Гораздо чаще слово «кощей» употребляется в старописьменных русских текстах в смысле «пленник», например в «Слове о полку Игореве»: «Ту Игорь князь выседе из седла злата, а в седло кощиево» («седло кощиево» означает здесь «седло пленника»). Половецкий хан Кончак также назван в «Слове» «поганым кощеем» (естественно, уже не в значении
Впрочем, исследователь предыстории Руси Алексей Васильевич Трехлебов в обстоятельной монографии «Кощуны Финиста Ясного сокола России» (дополненное издание книги «Клич Феникса») трактует понятие «кощун» как «быль, предание», соответственно «кощунник» – «сказитель», а «кощунословие» – «повествование былой старины о жизнеустройстве славян в языческую эпоху». Лексикографическими фактами данное интересное предположение не подтверждается.
