для страдальца, и вышла за него замуж. Так что мамуля зря трепетала, представляя, как злобные богатые буржуины тащат ее крошек в золотую клетку. Из-за этой навязчивой фобии она даже просила папашку водить меня в самые шикарные по тем временам закрытые рестораны для иностранцев, куда у папы, известного журналиста-международника, был открытый вход. Дабы никто на свете не мог мне потом пустить золотую пыль в глаза.
Как сейчас помню: плотно накормив меня обедом и украсив своим свитером и юбкой, со слезами на глазах отправляет меня мама в этот рассадник разврата. Зато папа доволен: наконец-то ему предложили такое клевое педагогическое мероприятие по воспитанию дочи!
И вот мы в ресторане. Шик-блеск. Меню написано по-русски, и по-английски, и по-французски. Но ни в одном варианте невозможно понять ни слова, такие диковинные блюда предлагаются. Папахен заказывает коньячку. Официант, полусклонившись, подобострастно вопрошает: «А что будет пить дама?» Отец в растерянности озирается по сторонам: «Какая дама?!» Взгляд его упирается в расфуфыренную и гордую меня. «А-а, – говорит любящий папка, – это што ли дама? Ха! Нет, пить она не будет!»
После чего папа с чувством начинает трапезничать, а я сижу баран-бараном. Есть я не хочу (спасибо, мамочка, за вкусный обед!), а выпить мне не налили.
Я это все к тому, что к роскошной жизни в советском исполнении мы с сеструхой привыкли и плевать хотели и на «Волгу» и на дачный поселок ЦК, куда нас везли.
Теперь открою маленькую тайну: этот влюбленный старичок был еще и приемным сыном моего деда (у нас в семье так все запутано, что я не хотела грузить вас всем этим, но тогда не знала бы, как объяснить вам тот факт, что в поселке нас встречал мой важный и представительный дедуля).
Приняв нас в свои могутные объятия, дед Фёдор повел всех на лодочную станцию – покататься.
Любезный и улыбчивый лодочник придерживал плавсредство, ухажер, назовем его здесь Вован, поскольку, как говорится, еще живы все участники событий, залез в лодку, туда же козой скаканула сестра. Занесла свою ножку над днищем и я. Надо сказать, что всю жизнь меня отличало от других людей необыкновенное изящество в движениях и врожденная грациозность.
Не было того шкафа, в который я бы с размаху не врезалась, того камня на дороге, на который бы я не упала, как подрубленный пулей боец молодой из известной песни. Вот и сейчас, перенеся центр тяжести на закинутую ногу, я не удержалась и с «протяжным криком у-у, как подрубленная ветка повалилась на траву» (это цитата из любимого диафильма про Плюха и Шваха), а я, конечно, повалилась не на траву, увы, а в воду, перевернув в процессе полета лодку с сестрой и Вованом.
Дед Фёдор, профессор и сочинитель речей для больших партийцев
И вот картина маслом: Дашка радостно погружается в прибрежную тину, Вован с истошным воплем «Где мои очки?» плескается в мутной воде. Себя я, конечно, со стороны не видела, поэтому лучше процитирую
