Люблю. Лирика. Владимир Владимирович Маяковский

      Мария! Мария! Мария!

      Пусти, Мария!

      Я не могу на улицах!

      Не хочешь?

      Ждешь,

      как щеки провалятся ямкою,

      попробованный всеми,

      пресный,

      я приду

      и беззубо прошамкаю,

      что сегодня я

      «удивительно честный».

      Мария,

      видишь —

      я уже начал сутулиться.

      В улицах

      люди жир продырявят в четырехэтажных

      зобах,

      высунут глазки,

      потертые в сорокгодовой таске, —

      перехихикиваться,

      что у меня в зубах

      – опять! —

      черствая булка вчерашней ласки.

      Дождь обрыдал тротуары,

      лужами сжатый жулик,

      мокрый, лижет улиц забитый булыжником

      труп,

      а на седых ресницах —

      да! —

      на ресницах морозных сосулек

      слезы из глаз —

      да! —

      из опущенных глаз водосточных труб.

      Всех пешеходов морда дождя обсосала,

      а в экипажах лощился за жирным атлетом атлет:

      лопались люди,

      проевшись насквозь,

      и сочилось сквозь трещины сало,

      мутной рекой с экипажей стекала

      вместе с иссосанной булкой

      жевотина старых котлет.

      Мария!

      Как в зажиревшее ухо втиснуть им тихое слово?

      Птица

      побирается песней,

      поет,

      голодна и звонка,

      а я человек, Мария,

      простой,

      выхарканный чахоточной ночью в грязную руку

      Пресни.

      Мария, хочешь такого?

      Пусти, Мария!

      Судорогой пальцев зажму я железное горло звонка!

      Мария!

      Звереют улиц выгоны.

      На шее ссадиной пальцы давки.