igraph>Женщина, после грехопадения, была изгнана из рая. Белый ангел с мечом стал у дверей, чтобы охранять блаженство, недоступное соблазненным. Но Змей-искуситель – главный греховник – не перешел границ Эдема.
Он остался в раю – жить, учить и блаженствовать. В Старом Завете не сказано, что в раю поселились новые существа. Но так было в действительности. В райском саду красоты мечтой художников и поэтов были созданы призраки полу-Девы – умнее и хитрее ангелов. А изгнанницу Еву обожествила земная мечта и в неведении назвала Мадонной – прекрасной, величавой, смиренномудрой Девой. И много веков люди, жаждущие красоты недостижимой, молились ей…
Но там, в раю, долго невидимые, бесплотные, жили безликие тени грешницы, порочной и изысканной, лишь наполовину внявшей соблазнам Змея. Она взяла только нужное, из того, что полностью предлагал услужливый Дьявол и запрещал Ангел.
Это была Лилит – первая жена Адама которой Сатана, по словам Реми де Гурмона, сказал:
«Человека я отдал в твою власть, чтобы ты унизила его, чтобы слезы его стали смешными, чтобы дом его стал больницей, а кровать лупанаром. И женщину я сделаю такою же, как ты. После удовольствия она будет выть, как мать, ребенка которой волчица уносит в пасти… In vulva infernum… И Ефрат прольет через нее свои воды и не угасит её углей».
Предреченное сбылось. И теперь эта женщина, сделанная Дьяволом, – не Ева, не Лилит, а Мечта наших дней. Ева, никогда не грешащая только потому, что она родилась порочной и сделаться ею не может, – девушка с невинным лицом ребенка, одетая как взрослая, в пышной прическе, раскрашенная как кукла, смесь дьяволицы и серафима, – с маленькой головой и большими глазами, как у бархатной бабочки, а рот – как кровавый иветок с крошечным розовым язычком кошечки, – смесь зла и невинности, подростка и старушки, – больной, оранжерейный цветок в оправе Лалика, – странное и острое слияние непонятного и знакомого, невинности и греха, девочка, о которой сказал бы Альтенберг: «И смотря на нее, дети становятся взрослыми, а взрослые детьми»…
Вот они – манящие призраки современности, женщины-тени, которыми населен рай!
А Мадонна, Дева-Мария, которой поклонялись столько веков? Где восседает она на своем пышном троне? Где убранная ризами – мечта с ликом земной женщины? Где она – богиня неизреченного, безмолвного, великого поклонения и неразгаданной красоты?
Долгие века обожали и любили люди свою Мадонну, обожествленную Еву. Женщину земли одевали божественной, причесывали и гримировали. Женщину любовницу, по модному одетую, с кокетливой прической, в новом сиянии, в новых нечеловеческих ризах, окруженную своими приспешниками, называли святыней. И ни один дерзкий не смел говорить, что это – та земная подруга, которую он так хорошо знал.
Но в сказке Андерсена дурак увидел, что король – голый. Так и современный художник узнал в Мадонне изгнанную Еву, давно знакомую ему и его друзьям женщину. Ту самую, что он вчера рисовал вакханкой.
И никакие силы не могут с тех пор закрыть людям глаза. Во всех божественных ликах мы видим теперь одно земное очарование.
Многие разно, по своему создавали свою Мадонну – мечту, но она сошла на землю, превратилась в обычное существо, и во всех грезах о ней мы любим только земную сказку.
Кто же тогда наша недосягаемая Мадонна? Я говорю о том, в каком образе и в каком наряде воплощается современная мечта о женщине Рая? Кто она?
Разве я не ответил? Это – тень грешницы, порочной и изысканной, только наполовину внявшей соблазнам Змея. Это Лилит, которой Сатана сказал: «Человека я отдал в твою власть, чтобы ты унизила его, чтобы слезы его стали смешными, чтобы дом его стал больницей, а кровать лупанаром»…
Вот почему в живописи, украшающей храмы молитвы, грустны и унылы безликие Божества. Непорочной Девы-Марии нет больше в жизни, и потому нельзя ввести ее в храм, убрать ризами и сделать мечтой, всем жутко и благоговейно желанной.
С XVIII-го столетия и до 80-х годов девятнадцатого века русские художники представляли себе Мадонну в виде розовой, улыбающейся, нарядной и красивой по земному женщины, иногда с деланно-испуганными глазами, но всегда соблазняющей своей телесной, реальной красотой.
Мадонна в русской живописи этого времени кажется нам знакомой, светской или простонародной женщиной, часто мещанкой, но ни в каком случае не отвлеченным типом. В этом сказалась религиозная немощь, охватившая Россию со времен Царя-Антихриста.
Васнецов первый захотел воссоздать прежнюю Деву-Марию, но не смог. Хотя бы потому, что его видение не воплотилось в художественную форму. Мадонны Васнецова – театральные гримасницы, ничуть не убеждающие нас своими широко-раскрытыми глазами в тайнах Неба.
В них нет убедительности уже оттого, что они взяты на прокат у Старой Византии. И бесплодно искреннее желание художника вдохнуть трепет земной прелести лику неземному!
