что рассказывать? – в отчаянии выдохнула Люба. – Чем гордиться? Мы с Родиком от всех скрываем Колькины похождения, нам стыдно, что мы вырастили такого сына. – Она понизила голос и почти шепотом произнесла: – Мы даже от Лельки стараемся это скрыть. Он играет на деньги, пьет, гуляет, ввязывается в сомнительные авантюры, он постоянно кому-то должен, он постоянно кого-то обманывает, его подстерегают и бьют, он ворует дома деньги и ценности, чтобы расплатиться, он занят каким-то бизнесом, за который его могут в любой момент посадить, потому что там бесконечные финансовые и налоговые нарушения. Андрюша, мы с Родиком живем, как на пороховой бочке, мы не ложимся спать, пока Колька не вернется домой или хотя бы не позвонит и не скажет, что с ним все в порядке, мы каждый день ждем беды… О чем тут рассказывать? Не дай бог, папа узнает, у него и так высокое давление, и вообще он уже старенький, ему нельзя волноваться. Знаешь, папа очень ослабел после путча и смерти Григория, все это его совершенно подломило, он стал таким вялым, равнодушным, иногда плачет. Ты можешь себе представить моего папу плачущим?
– Нет, – очень серьезно ответил Бегорский. – Это невозможно представить. Я, конечно, мало его видел, всего несколько раз, но по твоим и Родькиным рассказам очень хорошо представляю Николая Дмитриевича. Он всегда был таким сильным, несгибаемым, мужественным.
– Вот именно, – кивнула Люба. – И у него остались эти самые несгибаемые представления о том, какой должна быть наша семья, какими должны быть мы с Родиком и наши дети. И если мы окажемся не такими, как он думает, он этого не перенесет. Так что от папы мы вынуждены скрывать не только Лизу и ее детей, но и проблемы с Колей.
Из своей комнаты появилась Леля и вопросительно посмотрела на мать.
– Ну что? Они же позвонили, я слышала. Почему ты ничего не говоришь?
Люба объяснила, что ей удалось поговорить с Николаем, но условия обмена похитители пока не оглашали, придется еще немного подождать. Леля отправилась на кухню варить кофе, а Люба с Андреем остались возле телефонного аппарата. Ожидание затягивалось и стало уже невыносимым, и Люба положила руку на трубку, ей казалось, что так она будет чувствовать себя ближе к сыну.
Наконец они позвонили и торопливо изложили процедуру обмена, которая оказалась довольно незамысловатой: деньги следовало положить в определенную ячейку на Павелецком вокзале и закрыть ее на определенный шифр, после чего ехать на другой конец Москвы, на Ясный проезд, и там ждать у дома номер десять.
– Я поеду с вами, – тут же заявила Леля.
– Ни в коем случае – отрезал Андрей. – Ты останешься дома.
– Но я хочу увидеть Колю! И вообще, я хочу знать, что происходит! Вы уедете, а я буду тут сидеть, как кукла, волноваться и не знать, как все проходит, где вы, что с вами и с Колей. Вдруг что-нибудь пойдет не так, а у вас даже не будет возможности позвонить мне, и я тут буду с ума сходить. Нет, нет и нет, я еду с вами.
– Нет, нет и нет, – повторил следом за ней Бегорский, – ты остаешься дома, и это не обсуждается.
– Но
