мешком, он плюхнулся в воду, и от утопления его спасло лишь то, что снять защитный костюм он попросту забыл. Медленно и неуклюже, точно пьяный удав, он выполз на металлическую дорожку вдоль шлюзового бассейна.
В ушах били молоты, сердце бухало в грудную клетку, словно пыталось вырваться наружу. Виктор попробовал подняться и не смог. «Ну и х… с ним, – подумал пограничник, – поползу так. Меньше шансов, что навернусь обратно в воду».
Он полз на четвереньках, иногда падая на пол плашмя. Снова поднимался и упрямо, точно лётчик Маресьев, тянул вперёд непослушное тело.
В коридоре Афанасьев рискнул встать. Осторожно, по стенке, вполз вверх, и некоторое время просто стоял в вертикальном положении. Дышал он точно загнанная лошадь, а во рту явственно чувствовался вкус крови. Виктор провёл по губам языком и обнаружил, что нижнюю он прокусил.
– Что с тобой?
Встревоженный женский голос пробился к Афанасьеву словно сквозь плотную вату:
– Что с тобой?! Что случилось?!!
– Э-э…
«Кто это? Кто меня зовёт? Жена? А разве у меня есть жена? Мама? Но мама ведь умерла…» – заметались в мозгу обрывочные мысли.
Тонкая, но сильная рука взяла Виктора за левое запястье, и он взвыл от непереносимой боли. Прямо перед глазами возникло встревоженное лицо Мийры – жены Гошши:
– Тебя ранило? Кто?!
Афанасьев попытался ответить, что его ударил в руку энцитер, но язык, превратившийся в распухший комок, отказался повиноваться. Он с огромным трудом показал правой рукой на место ранения, затем вяло махнул назад. От этого движения Виктор потерял равновесие и грянулся на пол. Боль затопила сознание, и он выпал из окружающей действительности…
Пришёл в себя он в медицинском блоке. Над ним колдовал робот-медик, а рядом сидела Мийра и внимательно его разглядывала. Заметив, что Афанасьев открыл глаза, она подалась к нему:
– Что произошло? Как вышло, что ты один поубивал столько энцитеров? И почему ты ничего никому не сообщил? – спросила она.
Виктор удивился: в голосе женщины – изумительно красивой женщины, кстати! – слышался настоящий интерес. «Странно, она меня что, считает не собакой, а человеком?»
Он как мог покороче описал всё произошедшее. Мийра сидела, вся обратившись в слух. И лишь когда пограничник закончил свой рассказ, спросила:
– А почему ты не вернулся один?
Виктору вдруг стало как-то все равно, что будет дальше, и он бухнул:
– Неохота было сволочью себя чувствовать!
– Кем? – она не поняла слова, но по интонации догадалась о значении этого ругательства. Помолчала и спросила: – Ты пожалел цартов? Не хотел допустить их смерти?
Пограничник промолчал.
– Скажи мне, как тебя зовут?
Афанасьев удивился:
– Ваш муж, госпожа Мийра, сказал мне, что меня зовут Дружок.
– А
