потомства; этот аргумент даже будет использовать Наполеон, заявлявший, что, подобно тому как грушевое дерево принадлежит владельцу груш, женщина есть собственность мужчины, коему она приносит детей. Таким статус французской женщины оставался на протяжении всего старого режима; постепенно сенатусконсульт Веллея будет заменен юриспруденцией, но только Кодекс Наполеона отменит его окончательно. За долги супруги и ее поведение отвечает муж, и только ему она обязана давать отчет; она почти не имеет прямых связей с государственной властью и отдельных от мужа отношений с людьми, посторонними для семьи. В труде и материнстве она не столько подруга, сколько прислуга: производимые ею вещи, ценности, дети принадлежат не ей, а семье, то есть ее главе – мужчине. Не больше свободы предоставлено ей и в других странах, напротив, в некоторых из них сохранилась опека и везде права замужней женщины ничтожны, а нравы суровы. Все европейские законодательства были составлены на основе канонического, римского и германского права, равно неблагоприятных для женщины; везде существует частная собственность и семья – институции, подчиняющие себе все.
Во всех странах одним из следствий порабощения «честной женщины» семьей является наличие проституции. Проститутки, лицемерно поставленные вне общества, играют в нем чрезвычайно важную роль. Христианство клеймит их позором, но принимает как необходимое зло. «Уничтожьте проституток, – говорит святой Августин, – и общество погрязнет в распутстве». А позже святой Фома Аквинский – или, по крайней мере, теолог, подписавший его именем IV книгу «De regimine principium» («О правлении государей»), – заявляет: «Изымите из общества публичных женщин, и разврат будет сотрясать его беспорядками всякого рода. Проститутки в государстве подобны отхожему месту во дворце; уничтожьте отхожее место, и дворец станет местом нечистым и смрадным». В период Высокого Средневековья в нравах царила такая свобода, что в девицах легкого поведения почти не было надобности, но, когда сложилась буржуазная семья и стала строго соблюдаться моногамия, мужчине пришлось искать радостей вне семейного очага.
Напрасно капитулярий Карла Великого со всей возможной строгостью запрещает проституцию, напрасно Людовик Святой приказывает в 1254 году изгнать проституток, а в 1269-м – разрушить злачные места: в Думьяте, как сообщает нам Жуанвиль, шатры проституток располагались рядом с шатром короля. Усилия Карла IX во Франции и Марии-Терезии в Австрии, как покажет позже XVIII век, в равной мере оказались тщетными. Организация общества делала проституцию необходимой. «Кто они [проститутки], – высокопарно вопрошает Шопенгауэр, – как не жертва, принесенная на алтарь моногамии?» А Лекки, историк европейской морали, формулирует ту же мысль следующим образом: «Они – высшее воплощение греха и самые деятельные стражи добродетели». Их положение справедливо сравнивали с положением евреев, которым их часто уподобляли[60]: ростовщичество и денежные
«Женщины, что приходили в Систерон со стороны Пепена, должны были, как евреи, уплатить пошлину в пять су в пользу монахинь ордена Святой Клары» (Баюто).
