потому, что всех без различия – бедного аназата, шинакана30 – принимает в свое лоно, учит, воспитывает, растит и даже сажает на патриарший престол.
– Если ты хорошо знаешь этого Овнана, княгиня, то, очевидно, он чем-то примечателен.
– Если посмотреть на его одежду, на происхождение, на его состояние, то он ничтожный из ничтожных, а если взять его как умного и храброго человека, то скажу перед всем Васпураканом, что вряд ли найдется в Армении десяток таких, как он.
– Но откуда ты, княгиня Арцруни, так хорошо знаешь этого простого поселянина? Признаться, это меня удивляет.
– Когда я с ним познакомилась, я была не княгиней Арцруни, а княжной Багратуни. Я видела этого юношу во дворце своего дяди, в Тароне. Он был товарищем юных княжичей, играл с ними, проводил с ними досуг и не раз выходил победителем в физических упражнениях и соревнованиях. Его ум отмечал и монах, который был учителем и писцом при дворе моего дяди. Овнану было лет шестнадцать, когда к нему за советом и за сведениями уже обращались все. В те дни, когда монах болел, писцом у дяди служил Овнан. С тайными поручениями тоже всегда отправляли его. Мои двоюродные братья предавались безделью и развлечениям, и Овнану не раз удавалось наставлять их на путь истинный. Но однажды Овнан неожиданно исчез из замка, и имя его перестало произноситься. Если бы исчез только он один, это не было бы так удивительно. Но из замка исчезла и самая умная из дочерей князя, любимица родителей Васкануш. Ее заточили в один из дальних монастырей на границе Греции. Все, кроме меня, были удивлены этим событием. Одна я знала, что княжна Багратуни и Овнан любили друг друга, и несколько раз присутствовала при их ночных свиданиях в цветнике. При мысли о последствиях этой любви я приходила в ужас и не раз уговаривала Васкануш расстаться с ним и забыть этого неукротимого, как лев, юношу, который с ней был покорнее ягненка. Княжна соглашалась со мной, но расстаться с любимым ей было очень трудно. Поэтому, узнав об их разлуке, я очень опечалилась, особенно, когда по приглашению дяди поехала к нему и увидела, как он постарел и изменился, словно он вместе с дочерью наказал и себя. Бедный князь, он любил меня, как дочь, потому что я была похожа на нее и любима ею. Но он согласен был страдать и мучиться, готов был умереть, только чтобы не уронить чести своего знатного рода. Через несколько дней он повел меня в сад, где встречалась княжна со своим любимым. Там этот суровый, непреклонный человек вдруг ослаб и горько заплакал: «Рипсимэ, я несчастен, плачь обо мне»… Я тут же решилась попросить его простить мою подругу. Тогда этот старый, немощный человек разъярился, как зверь, и, сверкнув на меня глазами, воскликнул: «Молчи! Только смерть может избавить их от заточения! Решение мое бесповоротно!..»
Я вернулась домой с разбитым сердцем и глубоко опечаленная. Дядя мой со дня на день слабел, но прожил столько, что, когда после его смерти братья предложили ей вернуться домой, Васкануш ответила: «Я очень счастлива в своей тихой обители, где нет ни знатных, ни простых и где все люди равны перед
Шинакан – крестьянин, смерд.
