что, Отилия! Ты доживешь до ста лет!
Такма рассчитывал, что его голос прозвучит игриво и беззаботно, но вместо этого сорвался на крик.
– Я не доживу до ста, – сказала старая дама. – Я умру нынешней зимой.
– Нынешней зимой?
– Да… Я это вижу. И жду. Но я боюсь.
– Чего боишься? Смерти?
– Нет, не смерти. Я боюсь… его.
– Ты веришь, что правда… его увидишь?
– Да. Я верю в Бога, во встречу после смерти. В загробную жизнь. В возмездие.
– Я не верю, Отилия, что после смерти нас ждет возмездие, ведь за нашу долгую жизнь мы оба столько выстрадали! – произнес старик чуть ли не плачущим голосом.
– Но мы не понесли наказания.
– Наказанием были наши муки.
– Этого недостаточно. Мне кажется, что когда я умру… то он, он на меня заявит.
– Отилия, мы прожили такую долгую жизнь, и такую спокойную. Мы страдали только в душе. Но этих страданий должно быть достаточно, Господь сочтет, что такое наказание было более чем суровым. Не бойся смерти.
– Я не боялась бы, если бы увидела у него на лице менее жесткое выражение, хоть чуть-чуть прощения. А он на меня всегда так строго смотрит… Эти глаза…
– Тише, Отилия…
– Когда я сидела здесь, он всякий раз стоял вон там, в углу рядом с этажеркой, и смотрел на меня. Когда я лежала в кровати, он показывался в зеркале и смотрел на меня. Много, много лет подряд… Быть может, то были галлюцинации… Но с этим я дожила до старости. Слезы у меня давно иссякли. Ломать руки я уже неспособна. Я перемещаюсь только между креслом и постелью. Ни беспокойства, ни страха… уже давно нет, ведь никто ни о чем не знает. От бабу[3]…
– От Ма-Бутен?
– Да… от нее уже много лет ни слуху, ни духу… Она единственная, кто знал… и она наверняка уже умерла…
– Еще знает Рулофс… – произнес Такма тихо-тихо.
– Да… знает… но…
– Он всю жизнь молчал…
– Он… как мы… почти… соучастник…
– Отилия… не волнуйся… Мы дожили до таких преклонных лет… не волнуйся, как не волнуюсь я, сколько бы ни вспоминал… Ты всегда была чересчур нервной.
В его голосе звучала мольба, от обычного благодушия не осталось и следа.
– Я стала нервной после этого… И никогда не могла думать о нем без волнения! Вначале я боялась… боялась людей; потом самой себя – мне казалось, я схожу с ума! А теперь, когда ждать осталось недолго… я боюсь Бога.
– Отилия!
– Какое это бесконечное, бесконечное мученье… О Боже, неужели так промучиться всю эту жизнь – недостаточно…
– Отилия, мы бы не дожили до таких лет – ни ты, ни я, ни Рулофс… если бы Господь… и если бы он… не простили бы нас.
– Но почему же тогда он так часто приходил сюда? Он так часто показывался вон там! И никогда ни слова не говорил. Просто смотрел и смотрел, бледный, с впалыми глазами, темными и буравящими, точно два огненных сверла,
Бабу – служанка или нянька из местного населения.
