что пришел, – говорит Старая Дама.
Она думает, я мальчик. Это, наверное, потому, что я всегда в джинсах и волосы едва закрывают уши. Наверное, когда Старая Дама сама была маленькая, девочки так не одевались. Это же ужасно давно было! Может быть, сто лет назад.
Старая Дама часто говорит: «Я так рада, что ты мальчик, девочки никуда не годятся», а если я возражаю, не слышит или делает вид. Так что я уже и не очень-то возражаю, какая мне разница, кем она меня считает, главное, что пускает в гости, угощает мятными леденцами и рассказывает разные интересные вещи.
Она еще часто говорит: «Нынешние девочки никуда не годятся, потому что их воспитывают как прислугу. Вот меня воспитывали как принцессу, но теперь так не заведено». И еще много разного говорит Старая Дама про девочек и мальчиков, я ее не очень понимаю, если честно. Тем более что Тина меня вообще не воспитывает, ни «как прислугу», ни «как принцессу», только следит, чтобы ноги и уши были чистые и десять новых английских слов в день, даже если воскресенье, и еще надо обязательно звонить, если задерживаешься, – ну и вроде все.
Но слушать Старую Даму ужас как интересно, даже когда непонятно.
А сейчас она говорит: «Ну что, займемся делом?» Я не прыгаю и не хлопаю в ладоши, потому что Старая Дама этого не любит, я знаю, – но только поэтому. «Займемся делом» – это значит, что мы пойдем в гостиную и будем собирать огромный пазл из тысячи кусочков или даже больше, я точно не знаю, но их очень, очень много. Вернее, это я улягусь на бледно-голубой, как глаза Старой Дамы, ковер и займусь пазлом, а она будет сидеть в кресле и рассказывать истории. Больше всего на свете я люблю слушать истории и возиться с мозаикой, а в гостях у Старой Дамы можно делать то и другое одновременно. А Тина еще удивляется, что я тут каждый день пропадаю, «как медом намазано», говорит она, хоть и знает, я мед терпеть не могу, не-на-ви-жу.
У меня дома, конечно, тоже есть пазлы, но они все уже по сто раз собраны и разобраны, я, наверное, с завязанными глазами уже могу их собирать, на ощупь, а слушать при этом в основном приходится радио, потому что Тина вечно занята, я же понимаю.
В общем, никакого сравнения.
Сейчас я складываю старинную карту мира, она совсем не похожа на настоящую, где тут Европа, а где Африка – совершенно непонятно, а вместо двух Америк вообще нарисован маленький остров, а на острове стоит большой-пребольшой индеец, он там еле-еле помещается, умора. Старая Дама сидит в своем кресле и рассказывает, как училась в гимназии – так раньше школы назывались, я знаю. Порядки у них были ужасно строгие, но, по-моему, все равно очень здорово было, например, никакой физкультуры, зато вместо нее уроки танцев, и еще в гимназии учили латынь, это такой мертвый язык, наверное, его специально придумали, чтобы разговаривать с мертвецами. Такая жуть!
Я ищу кусочек с рукой индейца, где-то же должна быть его рука! Может быть, даже с ножом или с копьем. Ищу и одновременно представляю, как Старая Дама, закрыв за мной дверь, принимается
