случай дать выход своей силе.
Всё это в одно мгновение промелькнуло в голове прижавшегося к стойке хоббита. В эти секунды его ум обрёл необычайную ясность, схватывая малейшие, даже самые незначительные детали и превращая их в бесспорные выводы.
Взлетел и тотчас угас встревоженный говор в рядах зрителей при виде обнажённого клинка в руках хоббита. Угас, потому что горбун, холодно усмехаясь уголками рта, вытащил из складок одежды коричневатую палку длиной в полтора локтя и спокойно повернулся к людям:
– Крови не будет, не беспокойтесь, почтенные! Вы видите, – он бросил на пол тяжёлый кожаный пояс с висевшим на них кинжалом в чёрных ножнах, – я сталь не обнажаю. Ты, – он впервые обратился прямо к Фолко, у которого моментально язык присох к нёбу, – ты первым пролил кровь. Защищайся или нападай – мне всё равно. Но для начала…
Он внезапно сделал движение и сразу же оказался рядом с опешившим хоббитом. Холодные крючковатые пальцы рванули его снизу вверх под подбородок, зубы Фолко клацнули, и вдобавок он больно прикусил себе язык. В следующее мгновение он получил удар по ногам и вторично покатился по полу. Окружающие рассмеялись, раздались выкрики:
– А ну, малыш, покажи ему! Кружку, кружку не забудь!
– Эй, ставлю двадцать монет на хоббита!
– Пятьдесят на горбуна!
– Врежь ему, врежь, давай, смелее!
В центре кривляющегося и насмехающегося мира стоял равнодушно-спокойный горбун, держа в опущенной руке свою нелепую палку. И всё отчаяние Фолко, вся его обида и злость заставили его оторваться от стойки и двинуться вперёд. В мирном, редко когда дравшемся даже в детстве хоббите проснулась какая-то дремучая, неистовая ненависть, обращённая на незнакомого горбуна с короткой и тонкой – в полтора пальца – палкой вместо оружия.
Зрители приветствовали движение хоббита дружным рёвом. Откуда-то из-за спин до Фолко донеслись возмущённые возгласы Барлимана. Тот, похоже, всё ещё пытался развести ссорящихся и не допустить схватки. Его никто не слушал.
Фолко шёл прямо на горбуна, с губ которого по-прежнему не сходила холодная усмешка. В странном ослеплении, словно в полусне, хоббит преодолел разделявшие их полтора десятка шагов и, когда до противника оставалось не больше двух саженей, резко бросился вперед, выставив перед собой меч, нацеленный в грудь горбуну.
Горбун вновь сделал какое-то неуловимое движение, его палка с шипением рассекла воздух, и Фолко едва не выронил отбитый со страшной силой меч. А горбун уже оказался где-то сбоку, и хоббит получил обжигающий удар чуть пониже спины, заставивший его тонко взвизгнуть от острой боли. Вокруг вновь раздался хохот.
Ослеплённый болью и яростью, но всё же не утративший свою природную ловкость, хоббит быстро развернулся лицом к противнику. Ненавистное лицо горбуна маячило совсем рядом, он явно не ожидал такой прыти от Фолко, и хоббит изо всех сил, как будто рубил дрова, нанёс удар сверху, целясь в высокий
