мере это неразумно.
Имоджин шутливо требовала компенсации – из-за того, что проводит с ним всё своё время, она не бывает на улице Ваци, и на десять дней лишилась источника доходов. Но когда Андрей полез за бумажником, она его остановила – мол, шутка. Но намекнула – если бы он что-нибудь подарил ей на память… Гуляя по городу, они зашли в один из магазинов на всё той же фешенебельной Ваци, выбрали кожаную сумку актуального в этом сезоне лилового цвета, к ней подобрали по цвету берет, и на этом Имоджин остановила Андрея – всё, достаточно.
Однажды, придя к нему в номер (ей удавалось беспрепятственно проходить мимо швейцаров), она застала его мило болтающим с женой по телефону. Не понимая по-русски и не слыша голос абонента, она догадалась, что на проводе – женщина.
– Ты с кем разговаривал? – спросила Имоджин, когда он закончил.
Он ответил спокойно: «С женой». Она была крайне удивлена – настолько его облик не вязался с образом женатого мужчины. По крайней мере, в её глазах – она-то понимала в этом толк.
– Ты обманываешь, ты ведь холостяк, а это была просто подружка, – убежденно сказала она, кивнув в сторону телефонного аппарата.
– Нет, какой мне смысл тебя обманывать?
– Не знаю, но ты действительно не похож. Я видела фильм «Цветок кактуса», там главный герой разыгрывал женатого мужчину, чтобы его любовницы не имели на него видов, не претендовали на что-то большее, чем ни к чему не обязывающий секс.
– А что кино… Это выдумка, чья-то фантазия.
– Кино не копирует жизнь, darling, но оно отражает действительность. Сюжеты фильмов берутся из жизни, и даже иногда моделируют действительность, создают новую реальность.
Она спросила, не рефлексирует ли он, не испытывает ли что-то вроде чувства вины.
– Ты мне объясни, что это такое, тогда я отвечу. «Рефлексия» – что-то ругательное, этого у меня точно нет, а что в твоем понимании «чувство вины»?
– Ну-у… что-то типа совести.
– Совесть – это химера.
– Ты играешь, Andrew. Очень убедительно, но играешь. А я бы хотела услышать серьёзный ответ. Пожалуйста, sweetheart.
– Послушай, говорю, как моралист моралисту. Я чувствую, что совершаю не совсем пристойный поступок, но оправдываю себя тем, что поступок этот – безразличный сам по себе, и ни на йоту не утяжеляет бремя мирового зла. И вместе с тем я отдаю себе отчёт в том, что такими рассуждениями лишь обеляю себя в своих глазах, на деле следуя только голосу собственных страстей.
– Значит, ты всё-таки считаешь, что поступаешь нехорошо?
– А что такое «хорошо» и «плохо»? Один мой знакомый говорил: «Не грузи меня лишней информацией»; это, по-моему, очень правильный подход.
Она долго сидела с отсутствующим видом и молчала – всё время, пока Андрей раскладывал свои бумаги и собирался на прогулку. Потом, когда он присел перед ней на корточки, и вопросительно заглянул в глаза, сказала:
– Ты
