… Более того, у меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество»! [36]
Пётр Чаадаев
Увы, призвание это не было реализовано ни тогда, ни через поколения, ибо в народном теле остались те же отравляющие пороки… В целях осмысления причин вернёмся к деятельности Петра и её следствиям в тех аспектах, которые как раз и получили развитие в высших управленческих звеньях России.
Заложив фундамент Великой России, введя присягу на верность государю «и всему государству», – Пётр I неосторожно изъял из основ российской жизни освящённое святоотеческими традициями бытие. Понимая неразрешимость духовно-религиозного противостояния в Москве, царь, осушив болота, выстроил на их месте «северную Пальмиру» по западному образцу, куда и перенёс столицу России. В результате империя в сколке «петербургской монархии» стала существовать как бы отдельно от остальной России, что и подтвердила вся последующая история Российского государства.
Насильственное внедрение объективно полезных и социально важных, но чуждых православному сознанию ценностей вызвало у людей психологическое, духовное и бытовое отторжение. Народ нутром чуял, что «фряжские» нововведения несут в себе суть и идеологию протестантского мира. На проявления недовольства царь реагировал весьма жёстко, ибо понимал: отставание материального производства неизбежно ведёт к отсталости промышленности и ослаблению военного потенциала Страны, что недопустимо ни в каких политических реалиях и ни при какой вере. В то же время и «онемечивание» народа было невозможно и непродуктивно, ибо в качестве исторической самости народ способен существовать лишь в той ипостаси, которая неразрывна с его духовной, этической и исторически слагавшейся сущностью. Она же определяла и русскую народную культуру (дворянской, как таковой, в то время попросту не было). Нововведения Петра, по факту, привели к тому, что народ не принял «петербургскую Европу», в имперской ипостаси ограниченной пределами «Петербургской монархии». Уже при выстраивании претерпев серьёзную деформацию и потеряв связь с народом, «монархия» в лице верхов, отгородившись от простого люда, замкнулась «в себе». Гербовое, декоративно-имперское бытие России закономерно и предсказуемо нашло свою обитель в полумифических пределах той же «Пальмиры».
Н. Карамзин в «Записках о древней и новой России» утверждал: «Искореняя древние навыки, представляя их смешными, хваля и вводя иностранные, Государь России унижал россиян в собственном их сердце. Презрение к самому себе располагает ли человека к великим делам? (выделено мной. – В. С.)». И далее: Пётр I «не хотел вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственное могущество
