влиянием Егора подогревались и другие страсти. Лена стала покуривать и прятать на балконе сигареты; все чаще задерживалась из школы, сначала до восьми, затем до девяти и даже одиннадцати часов. Домашние задания были заброшены, оплаченные на квартал вперед спортивные секции игнорировались, а все интересы сместились в сторону совместных поездок по ночным клубам и увеселительным мероприятиям. Ситуация накалялась до предела, родители Лены чувствовали, что негативное воздействие Егора начинает слишком сильно проникать в ее душу. Вспоминая свое собственное детство, они прекрасно осознавали, насколько сильно влияние первого возлюбленного на сердце и сознанье, по сути все еще детской неокрепшей психики. Лена же, напротив, вспоминала те годы с особым трепетанием душевных ноток. То, в чем родители видели пошлость и безвкусицу, ей казалось адекватным ответом на закоренелые и опостылевшие ей правила. То, в чем родители усматривали злой умысел двадцатидвухлетнего Егора, ей представлялось самым нежным и добрым чувством, которое не испытывал к ней ранее еще ни один молодой человек. Ее влечение к Егору никак нельзя было назвать простецким, за ним таилось весьма четкое и недвусмысленное желание душевного бунтарства, скрывавшего за собой еще более глубинную проблему взаимоотношений родителей и детей – желание стать самостоятельной, желание выбраться из порочного круга постоянной опеки. Отец и мать усматривали в подобном однобоком влечении их дочери что-то неразумное и абсурдное, подобно тому, как абсурдно и лишено смысла хлопанье одной рукой.
Вспоминая, как серьезно она менялась в те месяцы знакомства с Егором, Лена и сама не могла не удивляться той силе и тому влиянию, которому поддавалась она тогда. Компании, в которых они общались, новые люди, знакомства и бесконечная череда оторванных от учебы и самосовершенствования занятий с каждым днем делали ее все более, как говорил отец “несносной, вульгарной и порочной”. Все усилия, которые тратили родители, чтобы оторвать ее от Егора оказывались тщетными и приводили лишь к все более ожесточенным и дерзким с ее стороны ссорам. Она по-бунтарски уходила из дома и грубила, подражая своим новым знакомым. Моментом завершения этого безумия оказался день, когда Егор, чего в общем-то и следовало ожидать, заявил, что больше не хочет иметь с нею ничего общего. Известие об этом стало для Лены настоящим ударом, который только может почувствовать еще не окрепшее в любовных интригах молодое женское сердце. Она не находила себе места, металась из угла в угол, подобно загнанной охотниками тигрице. Весь тот мир, который поддерживал в ней тягу и страсть к жизни внезапно рухнул и, упав с небес, она снова оказалась на бренной земле со всей ее серостью, будничностью и скукой. Родители как могли утешали ее, старались занять чем-то, пытались поговорить с нею, дав возможность выговориться, но ничто не могло залить пылающий огонь ее печали, чувства одиночества и подавленности.
Лишь через несколько недель, к нескрываемой радости родителей,
