дяди стоял.
– Кто ж, опричь Сидорки, больше всех бунтовал? – спросил Марко Данилыч, все еще не повертываясь к приказчику.
– У меня они все переписаны, – быстро сказал Василий Фадеев и, вынув из кармана записочку, стал читать по ней: – Лукьян Носачев, Пахомка Заплавной, Федька Квасник, Калина Затиркин да Евлашка Кособрюхов… Только их теперь донять невозможно.
– Отчего? – повернувшись к Фадееву, спросил Смолокуров.
– Сбежали-с. Тоже из слепеньких были, – проворно перебирая пальцами, с плутовской ужимкой молвил приказчик.
Опять к окну повернулся Марко Данилыч, опять на улице начал прохожих считать.
– По правде сказать, как я уж вам и докладывал, одни слепые и озорничали, – после короткого молчанья заискивающим голоском опять заговорил Фадеев. – Останные, кажись бы, стояли смирнехонько… Потому нельзя им буйства заводить – пачпорты.
Молчал Смолокуров.
– Опять же и то взять, – опять помолчав, продолжал свое нести Фадеев. – Только что приказали вы идти каждому к своему месту, слепые с места не шелохнулись и пуще прежнего зачали буянить, а которы с видами, те, надеясь от вашего здоровья милости, по первому слову пошли по местам… Самым главнеющим озорникам, Сидорке во-первых, Лукьяну Носачеву, Пахомке Заплавному, они же после в шею наклали. «Из-за вас, говорят, из-за разбойников, нам всем отвечать…» Народ смирный-с.
И покорно поник головой, и глубоко вздохнул Василий Фадеев.
– Много ль народу осталось? – спросил Смолокуров.
– Шестьдесят человек ровнехонько.
– На разделку хватит?
– Должно бы хватить.
– Разочти завтра, – молвил Марко Данилыч.
– Слушаю-с, – ответил приказчик и, прокашлявшись в руку, спросил, глядя в сторону: – За простойные дни как прикажете?
– Черт с ними, отдай! – сказал Смолокуров.
– Слушаю-с, – молвил Василий Фадеев и после короткого молчанья спросил: – Не будет ли еще каких приказаний?
– Никаких, – угрюмо молвил Марко Данилыч.
Сбираясь уходить, Фадеев, как водится, стал креститься на угол, на едва видимый образ.
– Постой, погоди, – остановил его Смолокуров. – Завтра явись ко мне за расценочной ведомостью, поутру, часу в девятом, а теперь сейчас на баржи… Смотри, на ярманке не загуляй; отсель прямо на караван… Да чтобы все у меня было тихо. Понял?
– Слушаю-с, – приниженным голосом ответил Фадеев и, бойко положив три поясничных поклона перед образом, низко-пренизко поклонился хозяину, промолвивши:
– Засим счастливо оставаться-с.
Вышел было зá дверь, но Смолокуров его воротил.
– На тюленя́ как цены? – отрывисто спросил у него.
– Еще не обозначились-с, – быстро мигая, проговорил Фадеев.
– Дурак!.. Не обозначились!.. Без тебя знают, что не обозначились, –
