сообщить об этой небольшой победе Наташе и Глории, попросив последнюю, передать приятную новость Майклу.
– За пару минут отобрать у английского банка шестнадцать тысяч, это надо суметь! – от себя восхитилась горничная графа.
На самом же деле, вначале полностью взболтанный самоуверенным Рощиным банкир, глотнув в тиши кабинета виски, быстро пришел в себя. Выкурив пару трубок, он придумал, как получить из всего происходящего максимальную личную пользу. Он успел до обеда съездить в головной офис, чтобы похвастаться перед председателем правления своими достижениями в льстивых уговорах и тяжелых торгах с прижимистым и хитрым «коммунистическим» художником. Причем управляющий филиала представил всё дело так, что будто бы он лично обхаживал Рощина в гостинице и галерее, убеждая оставить полотна на хранение именно в этом – надежнейшем из банков. Со слов банкира получалось, что все многочисленные репортажи на разных телеканалах и в газетах, в которых говорилось о месте хранения картин – продукт его неусыпной и талантливой работы. Хотя председатель правления и сам слыл в финансовой среде Лондона пройдохой из пройдох, и, конечно же, чувствовал в витиеватых сказаниях подчиненного явную фальшь, но крыть было нечем. Их банк неизменно упоминался во всех журналистских историях о «русском Леонардо» только с положительной стороны. Да еще рядом с именами Её Величества и Его Высочества. Такую рекламу, ни за какие деньги агентству не закажешь. В результате, председатель собственноручно выписал управляющему чек на сто тысяч фунтов, в качестве премиальных за инициативность.
До вечера Рощин с большой охотой дал телевизионщикам полтора десятка интервью на фоне своих живописных богинь. Он даже попозировал в обнимку с Наташей для фотографа из какого-то глянцевого журнала. Бурление и кипение кончилось, когда художник выруливал на подземную парковку своего отеля с подслеповатым мигающим освещением. Силы и дневной задор Влада, словно ножом отрезало – ведь теперь уже не надо постоянно улыбаться незнакомым людям и всякий миг быть готовым к ответу на любой вопрос. Даже глупый или неприятный. Что-то подобное происходит с шампанским, оставшимся в бокале после того, как гости уже разошлись – приятные пузырьки уже не покалывают язык, не веселят. Их нет и в помине в недопитом вовремя бокале – а одна лишь кислятина. Ни жажду утолить, ни захмелеть.
Рощин распахнул дверцу со своей стороны, но выходить из машины не спешил:
– Наташенька, давай немного посидим в тишине. А заодно я покурю…
– Устал? Покури-покури, а потом давай всё же поднимемся в номер и залезем в душ. Надо смыть с себя все эти… впечатления.
– Вот, верно обозначила то, что сегодня… – Влад даже толком договорить не сумел.
– Я поняла, поняла, – верная подруга гладила его по голове. – Помолчи… а я поговорю… Конечно, куда же в гости ехать в таком раздрае?! Надо отдохнуть, прийти в себя. Сегодня ты вообще невозможное совершил. Целый день как струна. Я же всё чувствую. Всё, что касается тебя. Ты кури-кури… Сейчас я тебя намылю
