он однажды на репетиции сказал: «Володя, сейчас будет самая трудная минута в твоей творческой биографии… – Все насторожились, ожидая серьезного разбора. – Тебе надо будет сказать это слово тихо». Взрыв хохота потряс стены. Актеры долго помнят такие случаи и с удовольствием делятся ими.
В моем теперешнем понимании спектакль «Лев Гурыч Синичкин» был очаровательно-традиционным, а тогда я считала, что это какое-то чудо, что это сам театр. Да так оно и было! И увертюра, прелестная, легкая, и расписанный под старинный театр занавес, и сцена – на сцене! Владимир Яковлевич Хенкин был хозяином и властелином этого спектакля, да и всего театра в те времена.
Обычно я стояла за кулисами в своей наивной шляпке, в ярко-синем шелковом легком плаще, по плечам разбросаны шелковые кудри, бант от шляпы красовался под круглой мордочкой с налитыми щечками, глаза сияли от страха и восторга.
Начиналась увертюра. Как всегда, за пультом Елизавета Забелина – наш бессменный помощник режиссера и замечательный товарищ.
До своего выхода я прислушивалась к публике, которая щедро одаривала своего любимца – Владимира Яковлевича Хенкина – аплодисментами. А потом моя сцена с князем Ветринским – Менглетом, таким красивым, таким обольстительным сердцеедом с голубыми глазами, светлыми шелковыми волосами и щегольски закрученными гусарскими усами. Сцена шла в легком водевильном темпе. Звучала моя песенка:
Когда в театре занавес взовьется
И на себе увижу сотни глаз,
Как сердце радостно в груди моей забьется,
И сколь блаженным будет этот час.
Нет, чувствую душой, что я – актриса,
И славы я добьюсь своим трудом,
С каким тогда восторгом за кулисы
Я буду приходить, как в отчий дом.
И действительно, Театр сатиры, как это ни удивительно, стал для меня отчим домом.
Перечитав написанное, я сама удивляюсь: какая сказка, какая идиллия! Даже почти не верится: было ли так или не было… Было. И сегодня, прожив семьдесят лет в нашем театре, войдя в круг его старшего поколения, я совсем не ощущаю себя маститой, какими были для меня Слонова, Скуратова, уверенной в своем завтрашнем дне. Я не представляю, что от моего предложения может что-то измениться, что я могу повлиять (в хорошем смысле) на судьбу молодой актрисы или актера, что с моим мнением кто-либо посчитается. Хотя всегда стараюсь встать рядом с честным человеком, но одиночество свое собственное и каждого из нас я с великой печалью ощущаю.
В период моей театральной молодости актеры жили материально гораздо более скромно, чем теперь. Не было у них таких заработков на телевидении, на радио, в кино, но дружбы, спаянности, веселья было гораздо больше. Неприятности переживались быстро, бурно и открыто. И всегда помогало искреннее, теплое участие коллектива, который никогда не был в стороне.
В те времена работал в театре молодой режиссер – Андрей Гончаров,
