телевизора, ничего нет. Только тоска, которая въелась в стены…
– Не хочешь, и не надо. Пойдем к Валентину. Он наверняка ждет нас. Согрел воды и ждет не дождется, когда мы вернемся.
– А он кто, тоже прокурор?
– Нет, он жестянщик. Машины ремонтирует. Я его и зову Жестянщик. Хотя в прошлом он физик, и очень талантливый… Но об этом я тебе как-нибудь в другой раз расскажу…
После ужина и чуть позже горячей ванны, пользуясь тем, что Люся увлеченно слушала Валентина, который рассказывал ей что-то из истории русских и татарских захоронений (о том, что Валентин прекрасный рассказчик, Наталия и не подозревала), она уединилась в дальней комнате и, испытывая легкую и приятную дрожь во всем теле, как перед объятиями с любимым мужчиной, села за старенькое пианино. Открыла крышку и погладила пальцами тусклые желтоватые клавиши. Затем пробежала по ним, добравшись до самого верхнего регистра, и застыла, мягко выбивая звонкую трель… Левая рука, уловив гармонию, слегка приземлила улетающую ввысь мелодию, появился какой-то необыкновенный ритм, от чего мелодия несколько исказилась, наполнилась нервными интонациями, которые очень скоро вылились в какой-то совершенно необузданный, искрометный танец…
Сначала ей показалось, что она видит лепестки огромного красного цветка, похожего на мак. Но потом, когда видение стало четче, она поняла, что это никакой не цветок, а оборки красной, тонкого шелка юбки, которая то развевалась веером, обнажая стройные загорелые ноги танцовщицы, то собиралась в бутон, делая цвет юбки насыщеннее и темнее, как оттенок венозной крови… Девушка танцевала самозабвенно, но только Наталии никак не удавалось увидеть ее лица… Зато она почувствовала аромат, его нельзя было спутать ни с чем: апельсин. Пахло апельсинами, апельсиновым маслом, чем-то еще душистым, теплым, как, должно быть, пахнет в душный зной апельсиновая роща где-нибудь в Италии…
От этого танца, от музыки, которая звучала в ушах и мешала сосредоточиться для того, чтобы понять, совпадает ли она с той музыкой, которую играет на пианино, у Наталии закружилась голова. Ей стало необыкновенно весело, словно она выпила не меньше половины бутылки шампанского…
Когда она бросила играть, сразу стало нестерпимо тихо. До ломоты в ушах. И только приглушенный голос Валентина доносился из-за стены.
Пальцы горели… А в комнате пахло апельсином.
Когда она вышла из комнаты и спросила, слышали ли они то, что она играла, ни Валентин, ни Люся ничего толком не могли ей ответить. Она сделала из этого вывод: либо они были настолько увлечены беседой, что ничего не слышали (но как такое возможно?! – ведь у нее пальцы горят от того, что она с силой ударяла по клавишам!), либо ее слышали там, по ту сторону апельсиновой рощи.
Единственное, что заметила Люся, поворачиваясь в сторону вошедшей Наталии, что от нее пахнет лимоном или апельсином. Не заметила эта парочка и того блеска в глазах, который появился у Наталии при мысли о том, что к ней как будто бы возвращается ее дар. Но только как теперь найти что-то
