инструментами для управления сложной межпланетной деятельностью. Все было девственно-белым. Роксанна прикрыла глаза от яркого света, лившегося в гигантское, во всю стену, окно. Стекло тотчас потемнело по всей поверхности. Домашний компьютер работал на совесть.
Два больших чемодана от Вюиттона гордо стояли в центре гостиной – ну просто реклама престижной марки, как в магазине. Но вид у них был унылый и скорбный: в них были вещички, которые Стелла увозила отсюда навсегда, не все ее вещи, конечно, но основное. Основное, что было у Стеллы, важная часть жизни Стеллы за все годы в этом доме была здесь, в идеальном порядке, уложенная в два чемодана. Ни лишней сумки, ни плюшевого медвежонка, подушки, большой игрушки, которую было бы трудно упаковать. Ничего, только два изысканно-строгих чемодана, одиноко стоящих в этой фантастической декорации.
Гранье был в кухне, где наполнял два стакана шотландским виски двадцатилетней выдержки. «Ну вот, – подумала Роксанна, – начинаются брачные танцы». Он протянул стакан Роксанне и поднял свой.
– За вашу новую жизнь, – сказал он, улыбаясь уголком рта.
Потом обратился к компьютеру:
– Джана, что-нибудь классическое, вечное, что-нибудь…
Зазвучал голос Джесси Норман. Известный романс Рихарда Штрауса. Они попали прямиком в розовый романчик. Роксанне хотелось немедленно покинуть это место, но от стакана старого чистого солода не так легко было отказаться. Они чокнулись, и на этот раз она не осушила стакан залпом, а посмаковала один глоток янтарной жидкости. Боже, как это было чудесно! Она почти забыла вкус за все эти годы, когда пила сивуху. Пришлось признаться себе, что забыла она и то, каково быть под взглядом мужчины вроде Гранье. Не стоило вспоминать о симуляции в постели, но и без того редкие мужчины, с которыми она общалась, были грубы, невоспитанны, без малейшего изыска. Некоторых она хотела по этой самой причине, и желание это всегда рождалось из удовольствия превосходить их интеллектуально.
Роксанна обнаружила, что ее стакан пуст. Гранье тоже это заметил и налил ей еще. Чуть враскачку, очень продуманной походкой он обогнул центральную стойку и подошел к ней. Роксанна ожидала, что он скажет что-нибудь слащавое вроде: «Вы очень красивы в этом платье, Роксанна», и именно это он сказал. Роксанна: второй раз он произнес ее имя. Все давно называли ее только Рокси. Рокси – имя для поп-старлетки, кассирши из супермаркета, спекулянтки «дурью» и фальшивыми лекарствами, какой она и была.
– Вы думаете, что оно вам больше не идет, что вы – женщина, не созданная носить такое красное платье. Вы ошибаетесь.
Роксанне захотелось дать ему пощечину. Потому что он был прав. Ей вдруг стало стыдно. Она почувствовала себя уродливой и костлявой в этом декольте, приоткрывавшем ее маленькие груди: они жалко прятались, вместо того чтобы гордо выпирать, как прежде. Гранье положил руку ей на бедро. Роксанна не противилась. Не могла же она, оставив его, сходить в ванную и подправить грудь, как
