style="font-size:15px;"> Но вот в 1740 году Анна Иоанновна умирает, и трон переходит… нет, не к дочери Петра, а к совсем другой женщине. К принцессе Елизавете Екатерине Кристине Мекленбург-Шверинской. Чтобы понять, кто она и почему ее предпочли Елизавете, придется отступить немного назад.
У царя Ивана V Алексеевича и царицы Прасковьи Федоровны Салтыковой была еще одна дочь, Екатерина, – старшая сестра императрицы Анны Иоанновны, племянница и крестница императора Петра I. Мы уже встречались с ней в Измайлове, где парадные портреты ее и ее сестры писал голландский живописец Корнелис де Брюйн, видели и в траурной процессии, сопровождавшей гроб Петра.
Мать очень любила ее и ласково звала «свет-Катюшкой». В отличие от замкнутой Анны, «свет-Катюшка» выросла живой, общительной и немного легкомысленной девушкой, обожавшей танцы, катания и прочие развлечения. Ей сильно досаждала полнота, и по рекомендации Петра она пыталась поститься и ограничить себя во сне, но могла продержаться лишь несколько дней.
В январе 1716 года Петр выдал «свет-Катюшку» за герцога Мекленбургского – господина еще одного северо-германского княжества, соседнего с Голштинией и Шлезвигом.
Свадьба получилась не совсем добровольной: герцог хотел жениться на овдовевшей к тому времени Анне и присоединить к своим владениям герцогство Курляндское. Однако Петр настоял на том, чтобы невестой стала Екатерина, и герцогу пришлось подчиниться. Пикантная подробность: в то время как герцог сватался к царским племянницам, еще жива была его первая супруга, немка София Гедвига, урожденная принцесса Нассау-Фрисландская, с которой он даже не успел развестись, но уже выгнал из дворца, так как они решительно «не сошлись характерами».
Со второй женой у герцога тоже не получилось семейной идиллии. Царица Прасковья Федоровна жаловалась Екатерине Алексеевне на зятя: «Прошу у вас, государыня, милости, – писала она 23 апреля 1721 года, – побей челом царскому величеству о дочери моей, Катюшке, чтоб в печалех ее не оставил в своей милости; также и ты, свет мой, матушка моя невестушка, пожалуй, не оставь в таких ее несносных печалех. Ежели велит Бог видеть В<аше> В<еличест>ство, и я сама донесу о печалех ее. И приказывала она ко мне на словах, что и животу своему не рада… приказывала так, чтоб для ее бедства умилосердился царское величество и повелел бы быть к себе…».
«…Сердечно соболезную, – отвечал Петр, извещенный о бедах племянницы. – Но не знаю, чем помочь? Ибо ежели бы муж ваш слушался моего совета, ничего б сего не было; а ныне допустил до такой крайности, что уже делать стало нечего. Однако ж прошу не печалиться; по времени Бог исправит и мы будем делать сколько возможно».
Однако в должное время герцогиня известила Екатерину Алексеевну: «Примаю смелость я, государыня тетушка, В. В-ству о себе донесть: милостию Божиею я обеременила, уже есть половина. И при сем просит мой супруг, тако же и я: да не оставлены мы будем у государя дядюшки, тако
