чтению и духовной музыке до 1,000 человек, общая трапезная и проч., – все это довольно красиво издали, но грязно внутри. Дома вана и амбаня стоят особняком и также довольно невзрачны. Делами духовенства управляет собственно шанцзаба; сам кутухта ни во что не входит. Не знаю, почему, но он то и дело здесь перерождается, т. е. умирает, и тут начинается нескончаемая история отыскания души его, переселившейся, будто бы, в другое тело; сношения с Пекином, Ургой и Хлассой становятся самые деятельные; апатия монгольских князей быстро исчезает и уступает место искательству и интриге: наконец, тибетский Далай-лама указывает избранное монгольское семейство, и мальчик, родившийся в тот день, когда помер прежний кутухта, назначается его преемником и продолжает его жизнь. Новый кутухта всегда сказывается народу каким-нибудь необыкновенным образом; один из них, вошедши в первый раз в кумирню, отыскал в нем ламу, любимца прежнего кутухты, то есть своего любимца, хотя ни разу его не видал после перерождения; другому, во время служения, подали колокольчики, употребляемые для подания разных знаков, и он сейчас заметил, что не было одного колокольчика, который всего чаще употреблял его предшественник. Кутухты пользуются чрезвычайным уважением монголов и весьма значительными доходами; сами китайцы оказывают им наружные знаки почтения.
Мне часто случалось заходить в кумирни во время служения лам; доступ свободен для всех, не то что в магомметанские мечети. В кумирне, против главного входа, который обыкновенно бывает обращен к югу, стоят истуканы, большей частью деревянные, иногда позолоченные; посреди их изображение самого Шагямуни. Главный лама сидит в устроенной у дверей ложе, лицом к кумирам; он отличается от других богатой губерой, род шали, которую во время служения то свивает, то надевает как плащ. Служащие ламы стоят близ ложи, в мантиях, с курильницами в руках, и читают нараспев свои священные книги; другие сидят полукружием на полу и повторяют гимны, которые начинает главный лама, беспрестанно позванивая серебряным колокольчиком. Иногда служение лам сопровождается духовой музыкой, инструменты которой здесь заменяют морские раковины. Оно совершается на тибетском языке. Только одна кумирня в Китае имеет право совершать служение на языке монгольском.
Близ Урги, верстах в трех от нее, находится куренский Май-ма-чен, т. е. китайская торговая слобода. Он больше кяхтинского Май-ма-чена, но грязнее и беднее его. Жители, также как и в нашем Май-ма-чене – Шан-сийцы, числом до 4,000. Они снабжают монголов всеми предметами роскоши; кроме того, один из главных промыслов их, – доставка леса в Пекин и Хухутон. По просьбе зургучея, некоторые из наших пили у него чай, а оттуда отправились в лавки, но ничего не могли купить, потому что здешнюю ходячую монету, подобно как у нас на линии и между монголами, составляет кирпичный чай, – монета слишком громоздкая, чтобы носить ее с собой.
Глава V
Выезд из Урги. – Кочевья Тушету-хана. – Пространство
