стигматов, раны, появляющиеся сами по себе, вы хотите сказать… Нет, никогда. Она не могла сама удариться?
– Таким местом, мне кажется, это сложно сделать. И потом, она бы помнила, верно? При таких размерах гематомы ей должно было быть чертовски больно.
Невролог с сомнением поджала губы:
– Извините, у меня нет научных объяснений. – Она показала на лицо Абигэль на экране. – Вот, она спит. Посмотрите на ее глаза, они двигаются под веками очень быстро. Это так называемые REM, быстрые движения глазных яблок, которые бывают только в фазе парадоксального сна.
– Я это уже видел. Впечатляет.
Од Дени была женщиной маленького роста, с тонкими изогнутыми бровями и морщинистым лицом. Фредерик сам не знал почему, но ему вспомнилась Люси, австралопитек[8].
– Вы никогда не приходили с ней в центр. Она отказывается говорить с вами о своей болезни, я полагаю?
– Она очень сдержанна на этот счет. Когда она еще работала экспертом в жандармерии, не говорила о своих проблемах никому. Были, конечно, ее сиесты в ходе совещаний, она уходила поспать на несколько минут и возвращалась как ни в чем не бывало. Некоторые мои коллеги над этим подшучивали: они думали, что это все симуляция, штучки психолога.
– Нарколепсия – болезнь, которую людям очень трудно понять. Сейчас, через полгода, как она переносит испытание?
– По-разному. У нее бывают черные мысли, пограничное поведение, типа я хочу выброситься в окно, а иногда ей гораздо лучше. Вы, конечно, знаете, что она все бросила, но сейчас подумывает вновь открыть кабинет. И она это сделает очень скоро, я уверен. Потому что, когда она что-нибудь вобьет себе в голову…
Он кивнул на экран:
– Так, значит, она уже видит сон.
– Да. Это одна из основных характеристик ее расстройства. Вы, наверно, знаете, что есть разные фазы сна: дремота, медленный легкий, медленный глубокий, глубокий, затем парадоксальный, наступающий в конце цикла, примерно через полтора часа после засыпания… Но у Абигэль, несмотря на лечение, непроизвольные засыпания наступают в любой момент дня и погружают ее сразу в парадоксальный сон. Она видит сны, едва закрыв глаза.
Невролог посмотрела на разные мониторы, где светились живые срезы мозга Абигэль. На них взрывался фейерверк красок. Дени ткнула пальцем в один из мониторов:
– Зоны, связанные с внешними возбудителями и расшифровкой сложных визуальных сцен, гиперактивны. Миндалина и гиппокамп доставляют ей в эти минуты очень сильные эмоции.
Все кривые так и метались. Фредерик смотрел на движения энцефалограммы, которые то размахивались, то сжимались, словно аппарат взбесился. Глаза Абигэль вращались под веками с поразительной быстротой.
– Ненормально все это, доктор. Что происходит?
– Она видит свой сон по полной программе. Различные зоны ее мозга сообщаются между собой, идет интенсивный обмен, какого у нас с вами не бывает. Все происходит, как если бы
Люси был назван скелет женской особи австралопитека афарского, найденный французско-американской экспедицией во главе с Дональдом Джохансоном, в то время – куратором Кливлендского музея естественной истории, 24 ноября 1974 г. в долине реки Аваш (впадина Данакиль) в Эфиопии.
