в которых видно лишь небо. Зеленые портьеры на солнечной стороне задернуты, рассеивая свет.
Майрон опустился в кресло в торце стола, указав гостю на удобный низкий стул. В то же мгновение в дальнем конце зала с поклоном возник человек в белом поварском колпаке. Начальник повернулся к Сереге:
– Позвольте, я угадаю. На первое суп из капусты, свеклы и картофеля, по-вашему «борщ». На второе – мясные шарики, завернутые в тесто и сваренные в воде. Забыл ваше название. А нет, вспомнил – «пельмени». Компот из сухофруктов.
– Да, – ошарашенно протянул Попов, – но я ведь даже не успел подумать!
– Все просто, Сергей Владимирович, ваши предпочтения, скажем так, вырезаны крупными буквами на поверхности мозга. Могу лишь сказать, что даже не подозреваете о множестве вкуснейших вещей, но эта кулинарная недоразвитость отнюдь не ваша вина. Сейчас принесут и то, и другое, вот только извините, без компота. Будет лучшее нуменорское белое вино. Оно настолько качественное, что его не испортят даже пельмени.
Попов только кивнул. Продавать Родину оказалось легко и приятно. Все как дома, не хватало только бабушкиного: «Кушай, Сереженька, кушай, маленький, все скушаешь, и погода будет хорошая». Майрон не ел, потягивая вино из высокого кубка и задумчиво глядя в небо за окнами. Наевшись, Серега даже застыдился:
– Вы?
– Я дух, Сергей Владимирович, майар, как говорят у нас. Моя телесная оболочка не более чем одежда. Вы же не кормите куртку.
– Вино? Значит, одежду все же стирают?
– Остроумно, – засмеялся Майрон, – и вы не так далеки от истины. Виноградный сок покинет мое нынешнее тело так же, как и ваше, но энергия, которую впитала, а затем отдала лоза, обновит связи духа и тела, позволит мне лучше ощущать материальный мир. Вино – один из самых приятных источников силы.
– Спасибо. – Попов начал вставать из-за стола.
– Нет, нет, сейчас десерт, – твердо сказал Майрон, повелительным жестом усаживая гостя.
Сосредоточившись на сладостях и мороженом, Серега не сразу заметил, что в зале появились еще люди. Лишь когда в воздухе задрожала едва слышимая музыка, он вскинул голову. По свободной половине зала, прямо напротив него, невесомо и абсолютно синхронно, двигались в танце пять девушек. Сплетались и расплетались руки, разлетались и вновь опускались волосы, взлетали и опадали полупрозрачные одежды, тянула душу музыка. Серега впал в полуобморочное состояние – и танец, и музыка создавались гениальным знатоком человеческих душ. Здесь загорелся бы страстью и столетний старец, а Попов мало того, что не был стариком, так и запах женщины забыл за эти полгода.
Танец завораживал, и через пару минут Серега осознал себя уже в кругу танцующих. Невыносимо приятный, одновременно знакомый и незнакомый аромат волнами накатывал от танцовщиц. Теперь они двигались вокруг и смотрели только на него. Серые, зеленые, голубые, карие глаза, каштановые,
