никто не мог разгадать.
Уже добравшись домой, Нечаев слышал, как Ольхин кому-то горячо рассказывал про далекие события ноября 1903 года, когда случился потоп и вода даже залила Никольский рынок. Одна из его популярных баек, превращавшихся в легенду. На самом деле, то событие выдалось самым рядовым, не опасным для города, но Иван Михайлович очень любил рассказывать историю, снабжая ее такими подробностями, коих и не случилось в действительности. С годами история становилась все интереснее и, повторяя ее каждую осень, он, казалось, все более заимствовал слов и оборотов из «Медного всадника» Пушкина, что проживи Ольхин еще лет сто, то этот мелкий подъем воды звучал бы уже полностью стихами поэта.
Нечаев зашел лишь на мгновение, чтобы передать, что у Майеров все нормально, и аптека их цела, и сам он не плох и все тот же «старичок». Ольхин успокоительно крестился, благодарил Нечаева за «хоть какие-то» добрые вести, и после продолжил свой рассказ, как оказалось, Полеевым. Те не могли застать 1903 год здесь, поэтому слушали его изложение, хотя бы впервые и вообще первые слыхивали об этом. Новым слушателям всегда интереснее что-то нести, поэтому Ольхин выражался крайне импульсивно, с выражениями, жестикулируя и переменами тональности. Не сказать, что из него мог получиться прекрасный рассказчик, а может даже востребованный артист, но что-то такое чувствовалось в человеке, особенно в мгновения, когда он забывался от окружающего быта, ударяясь в далекие воспоминания или фантастические размышления. Порой до того было его приятно слушать, что даже жена дивилась, и невольно увлекаясь, присаживалась на край стула и навостряла слух, иногда кивая головой.
Нечаев же не остался дослушивать, а безмолвно удалился к себе, чтобы вновь остаться одному со своей тоской, страхами и сомнениями о пути и будущем. А Полеевы, выслушав рассказ, остались весьма довольны простым досугом, к тому же выпили чаю, после чего тоже пошли к себе. Им в этот раз крайне повезло с жильем. Переменив прежде две наемных комнаты, они успели побывать в тех еще лихих ситуациях, и здесь оказались как нельзя удачно, хоть и платили дороже. Это обстоятельство в некоторой мере, определяло их убеждение, что пока все еще не так плачевно, что ситуация изменится, и можно будет жить в Петрограде. Хотя такая надежда иногда угасала, и возрождалась тревогой о том, правильный ли их путь.
Сидя на неважной кровати, Анастасия Васильевна обратилась к своему мужу.
– Интересно, что это были за времена, до первой революции? Ведь это до нее история, о чем сейчас говорил Иван Михайлович?
– До нее. Но о тех временах теперь никто правду не расскажет. Иван Михайлович их хвалит и так славно о том горит, точно книгу читаешь и сам туда хочешь. А ныне? Рабочие говорят обратное. Не все, но многие ругают то время, – бескомпромиссно отвечал ей муж, проводивший
