понеслась к складу едва ли не над тротуарной крошкой.
– Сорок, – повторил начмед для себя. Именно сорок, потому что слишком хорошо знал район будущего десанта. Верхняя красная нашивка – оттуда.
Из палатки вышел, блестя бинтом на культе, священник. Улыбнулся счастливо солнцу. Еще бы – жив остался, хотя руку не уберег: отрубили в плену, чтобы не крестился и не молился. – Присаживайся, батюшка. Через недельку-полторы начнем заниматься протезом.
Священник, по возрасту не старше капитана, а потому никакой для подполковника не отец Иоанн, неуверенно перекрестился культяшкой, сам пока не зная, можно ли осенять себя левой рукой. На всякий случай подбодрил себя короткой молитовкой – словно маковым зернышком сдобу приправил. Божье слово – оно всегда слева направо читается, ему хоть обе руки утрать, а правда останется посредине. В сердце.
– Там Мережко на боевые готовится. Можно было бы среди бойцов походить, – скорее предположил подобную возможность, чем попросил Сердцев. Тем более что кивнул на культю – в те края собирается, где оставил руку.
Замполитов, как и психологов, в армии тоже сократили аккурат под чеченскую кампанию, посчитав заботу о душе и настрое солдата на войне советским анахронизмом. Или опять-таки, не веря в замполитов, непонятно на что способных подбить подчиненных. Лучше уж оставить командиров их один на один с боевым приказом, оружием, боеприпасами, сухпайком, медициной, связью, артиллерией, авиацией. Вот тут уж им точно будет не до политики. И все бы ничего, только вот солдатики – они вчера еще в школе учились, мамку слушались, они еще в разговор по душам верят. Тем более перед боем. А разговора нет, потому что командир с оружием, боеприпасами, жратвой, взаимодействием с авиацией и артиллерией…
Солдат развлекал белобрысый вертолетчик, рассевшийся на вытащенном из палатки стульчике. Автомат рядом с ним и малюсенькая щепотка подвявших горных цветочков в руках говорили о его недавнем возвращении с задания. Кому предназначался букетик, гадать тоже не приходилось, и даже если капитан ущипнул цветочки с горной гряды на лету, высунувшись из кабины, это лишь еще больше указывало на адресата, ради которого можно делать пируэты в небе.
– Она сейчас будет, за второй партией ИП побежала, – дали капитану целеуказание морпехи. – Товарищ капитан, а…
Ни получить вопрос, ни тем более ответить на него вертолетчик не успел: к палатке торопливо шел Мережко. Развязавшиеся шнурки хлестали по ногам плетьми, но он, всегда щеголь, на этот раз не замечал небрежности в экипировке. Его бесил приказ с непонятным исходом и спешка, с которой требовалось оседлать одну из горушек, простреливаемую со всех сторон. А тут еще посторонние по лагерю, как гуси в проходном дворе…
– Дежурный!
Сержант едва не вынес на своих плечах палатку, как плащ-накидку, и памятником замер перед командиром.
– Почему посторонние на территории лагеря?
– Да это же
