тем как предать прошлое огню, она должна навести в нем порядок.
И они продолжали обмениваться ничего не значащими фразами, шагая по набережной Темзы: как прошел его день, как прошел ее день, кто заходил в книжный магазин, как дела у его матери в «Тихих соснах». Он был добродушен и бодр; она – мила и задумчива.
– Устала? – спросил Тед, когда они подошли к двери в ее коттедж.
– Немного, – призналась Юджиния. – Длинный был день.
Он вручил ей зонтик со словами:
– Тогда не буду задерживать тебя, – но при этом смотрел на нее с таким откровенным ожиданием, что было ясно, на какой ответ он надеется: на приглашение выпить по глоточку бренди перед сном.
Только хорошее отношение к Теду заставило ее сказать правду:
– Мне надо ехать в Лондон, Тед.
– А-а, завтра рано вставать?
– Нет. Я еду сегодня. У меня назначена встреча.
– Встреча? Но под таким дождем ты доберешься до Лондона не раньше чем за час… Ты сказала, у тебя встреча?
– Да, встреча.
– Какая… Юджиния…
Он шумно выдохнул, и Юджиния расслышала, как он выругался себе под нос. По-видимому, это же услышала и Дэ Эм, судя по тому, как она подняла голову и удивленно моргнула, глядя на хозяина. Бедная животина вымокла до костей. Но по крайней мере, шкура у нее толстая, как у мамонта.
– Тогда позволь мне отвезти тебя, – сказал наконец Тед.
– Это будет не очень разумно.
– Но…
Она положила ладонь ему на рукав, останавливая его возражения, а потом подняла руку, намереваясь прикоснуться к его щеке, но Тед вздрогнул, и она отступила.
– Ты не занят завтра вечером? – спросила она.
– Ты же знаешь, для тебя я всегда свободен.
– Тогда давай поужинаем вместе. У меня. И поговорим, если захочешь.
Тед смотрел на нее, безуспешно пытаясь прочитать выражение ее лица и глаз. Она бы посоветовала ему не тратить понапрасну нервы. Слишком давно она играет роль в драме, которую ему пока не дано понять.
Юджиния спокойно ждала его ответа. Свет, падающий из окна ее гостиной, окрасил желтым его лицо, осунувшееся под гнетом лет и тревог – тревог, о которых Тед ей не рассказывал. И она была благодарна ему за то, что он не раскрывал перед ней свои самые глубинные страхи. Это помогало ей справляться с тем, что страшило ее саму.
Тед снял кепку – смиренный жест, которого Юджиния никогда бы от него не потребовала. Густые седые волосы тут же намокли; вместе с козырьком исчезла тень, скрывавшая прежде красноватую плоть носа. От этого Тед стал похож на того, кем был, – на старика. И Юджиния тоже почувствовала себя той, кем являлась: женщиной, не заслуживающей любви этого чудесного человека.
– Юджиния, – произнес он с усилием, – если тебе трудно сказать мне, что ты… что ты и я… что мы не…
Он не справился с собой и отвернулся, уставился на книжный магазин на другой
