ее из музыкальной комнаты однажды вечером, когда она вернулась после работы домой на своем «судзуки» и, как обычно, въехала на тротуар рядом с лестницей, ведущей в ее квартиру. У нее есть привычка газовать два-три раза напоследок, и рев мотора привлек внимание папы. Он подошел к окну, увидел Либби и сказал: «Будь я проклят. Тут какой-то чертов байкер ставит мотоцикл прямо у тебя под окнами, Гидеон. Ну-ка…» И он начал поднимать раму.
Я сказал: «Все в порядке, папа. Это Либби Нил. Она здесь живет».
Он медленно повернулся. «Что? Это женщина? И она живет здесь?»
«Не здесь. Ниже. В квартире. Я решил сдать ее. Неужели я забыл сказать тебе?»
На самом деле я не забыл. Но я не сообщил отцу о Либби и об аренде квартиры не потому, что намеренно утаивал это от него, просто не подвернулось удобного случая. Мы с папой общаемся каждый день, однако наши беседы, как правило, касаются моей профессии и всего, что с ней связано. Например, приближающийся концерт, гастроли, которые он организует, звукозапись, которой я не очень доволен, просьба об интервью или участии в каком-либо мероприятии. Вспомните тот факт, что я ничего не знал о его отношениях с Джил, пока дальнейшее молчание о ней не стало более неловким, чем посвящение меня в происходящее. В конце концов, появление явно беременной женщины в жизни мужчины определенно требует каких-то объяснений. Но вообще-то мы с отцом никогда не были этакими задушевными приятелями. Мы оба со времени моего детства были полностью поглощены моей музыкой, и эта концентрация, как с его стороны, так и с моей, исключила возможность – или устранила необходимость – тех излияний, которые считаются в наши дни идеалом близких отношений между людьми.
Хочу подчеркнуть: я ни единого мгновения не сожалел о том, что у нас с папой сложились именно такие отношения. Они прочные и честные, и если это не те узы, под влиянием которых мы взгромождаемся на велосипеды и вместе покоряем Гималаи или садимся в каяки, чтобы спуститься по Нилу, тем не менее наши с ним отношения укрепляют и поддерживают меня. Сказать правду, если бы не мой отец, доктор Роуз, сегодня я не был бы тем, кем являюсь.
4 сентября
Нет. На этом вы меня не подловите.
«А кем вы сегодня являетесь, Гидеон?» – спрашиваете вы мягко.
Я отказываюсь в этом участвовать. Мой отец здесь совершенно ни при чем. Если я не могу заставить себя хотя бы взять в руки скрипку, мой отец в этом не виноват. Я отказываюсь становиться одним из этих безмозглых хлюпиков, которые перекладывают вину за каждое свое затруднение на родителей. У папы была трудная жизнь. Он делал все, что было в его силах.
«Трудная в каком смысле?» – хотите вы знать.
Для начала попробуйте вообразить, каково иметь отцом моего деда. Каково быть отосланным в школу в шесть лет. Каково приезжать домой на каникулы и присутствовать при психических приступах. И каково знать, что никогда, ни при каких обстоятельствах, что бы ты ни делал, тебя не сочтут достойным сыном, потому что ты не родной, тебя усыновили, о чем отец тебе постоянно напоминает.
