вверх и спросил, глядя в глаза:
– А ты чего хочешь, Бандит?
Я ответил:
– Свежей рыбы.
Но хозяин, похоже, не понял.
Так, небольшая справка. Хозяин и хозяйка – это они дому хозяева. И саду. И пруду. А не мне… Я пробовал звать Хозяйку «мамой» и даже пару раз называл так ее вслух, но не получилось: мама осталась в исчезнувшей жизни, а здесь была хозяйка, или Галя, как ее называл хозяин.
А хозяина звали Сережей. Хотя для Сережи он был слишком уж полнотел, высок, уже тронут сединой, только смех у него был мальчишеский, и баловство он любил. Сережа был наш, человек-кот, из тех, кто до последнего дня любит играть с шариком из конфетной обертки. Я обожал сидеть у него на плечах, когда в пристройке он стоял за верстаком – что-то пилил или строгал, напевая. Он покрывал доски настоящим кружевом, и этими кружевами были украшены все наличники в нашем доме.
– Теперь такое не модно, – говорила соседка Аглая. – Теперь все делают сайдинг.
Сережа фыркал в ответ. Я фыркал вместе с ним: мне не нравился сайдинг. Резные наличники – совсем другое дело. По ним так удобно забираться на крышу!
Но если подумать, то Галя – она тоже женщина-кошка. Скорая на руку, на ногу, выдумщица и фантазерка. И еще – независимая, как и положено кошке. Кроме двух личностей – Антон – раз, Сережа – два. Все остальные опасности она игнорировала, даже соседского бультерьера не боялась. Напротив, мне казалось, что соседский бультерьер ее опасается и обходит стороной. Даже при своем ограниченном собачьем уме бультерьер понимал, что людей-котов, как и настоящих котов, стоит опасаться.
Итак, продолжаю описание владений: перед домом широкая лужайка и цветник.
Вдоль забора тянется малинник – малина там растет как-то больше сама по себе, и в прошлогодней траве время от времени шмыгают мыши – так что я обожаю прятаться в малиннике. Хозяйка почему-то думает, что я обожаю малину, посему всякий раз угощает меня ягодами. Я делаю вид, что их ем. Катаю лапами очень осторожно.
Люди – они ведь глупые, коту ничего не стоит их обмануть.
У меня есть одна слабость – когда я слышу, как разворачивают плитку шоколада, то непременно запрыгиваю на стол – жду, когда из блестящий фольги для меня скатают новый шарик. Новый шарик – вот счастье играть им, катать, подпрыгивая, кидать лапами или приносить в зубах и класть на кровать. Хозяин непременно скидывает его на пол – подальше, и я пускаюсь за ним в погоню. Только новый шарик так забавно хрустит, сминаясь, будто мышиные косточки под зубами. А старый заигранный шарик – как кусок обветренной колбасы – я просто понюхаю и пройду мимо.
– Сережа! Я вымела из-под кровати двенадцать шариков… Сережа, – Галя осуждающе вздохнула и погладила хозяина по голове. – Ну разве можно есть столько шоколада?
Но я знаю, что хозяин ест шоколад исключительно из-за меня – чтобы достать из упаковки шуршащую фольгу и скатать мне шарик. Ну а потом ему приходится
