СССР» и больше в горы ни ногой.
Увидеть Париж и…
Что такое Париж для русского человека? Это наше все. Мечтать о Париже было бессмысленно, но люди там бывали: Хемингуэй был, Маяковский был, директор фабрики, где я работал, была. Она, как делегат XXII съезда КПСС, в составе делегации нашей партии была приглашена на съезд братской французской компартии. Я жил с ней в одном подъезде и видел, как она оттуда приехала с пакетами «Тати» и прочими дарами капитализма. Через неделю она устраивала встречу с интеллигенцией нашего производства для обмена впечатлениями. Все замерли от предвкушения, я тоже хотел подробностей. На дворе был 1970 год, и я знал, что умру, не увидев Парижа. Она начала издалека, первая фраза была очень модной. «Париж – город контрастов и полутонов», – сказала она. Очень ярко описала заключительное заседание ФКП, особенно ей понравилось, что в финале пели «Интернационал», а с балконов в зал бросили тонну гвоздик на бедные головы французских коммунистов. Это была их политическая смерть, скоро они погрязли в ревизионизме и отошли на позиции еврокоммунизма. Люди наши стали задавать ей вопросы: Эйфелева башня, то да се. Главный художник по носкам с волнением и дрожью спросила про Лувр.
Наша директриса сказала, что это круто: Мона Лиза, Венера, Роден. Самое же яркое впечатление от Лувра, которое потрясло всю ее жизнь, было в следующем. Она встретила в Лувре директора Оршанского льнозавода Семенова, прибывшего туда по линии Министерства торговли. Много лет спустя, в 1991 году, в моей семье осталось 800 долларов США. Дело было под их Рождество, и я решил показать своей жене Париж, а уж потом умереть. Тур был недорогой, отель возле вокзала Сан-Лазар, полторы звезды, но это было неважно. Мы ходили пешком, ели багеты, и все было прекрасно. Пришло время посещения Лувра.
Моя жена приехала в Париж в норковой шубе, которую я купил ей на гастролях одного популярного артиста, условием которого была норковая шуба местной фабрики. Это была не шуба, а мечта. Она была до пола, на вате и весила килограммов 70. Но мечта висела на жене достойно и богато. Бояться за шубу было нечего, Брижит Бардо живет под Парижем, а мы туда не собирались, хотя в Версале были – не понравилось, как-то бедновато во дворце, мебели мало и как-то убого.
Незнание реальной парижской жизни привело к драме. В Лувре, оказывается, нет гардероба, а ходить по музею в шубе жарко. Я взял шубу на руки и шел с ней. Расстояния в Лувре ого-го. Жена моя – женщина высококультурная, знала, что смотреть, через час я уже хотел умереть: бросить шубу нельзя, идти нет сил, а до Леонардо идти и идти. Но в Лувре есть буфет, я склонил жену выпить слегка, она поддалась, мы выпили и не дошли до Венеры. От шубы я был не только без рук, но и без ног. Теперь я член фонда защиты дикой природы, и шуб мы не носим.
Кони привередливые
В начале девяностых, в период первоначального накопления капиталов, появились люди, которые захотели отмечать свои праздники с размахом. Модными стали праздники с танцами, цыганами, приглашенными
