на мини-тюбике зубной пасты. И тут вижу, как Трэвис выходит из палатки Хоуп со спальным мешком и подушкой в руках.
– О нет, – говорю я, – я что, твое место заняла?
– Не парься, – отвечает он. – Так даже лучше. Она вечно ко мне пристает.
– Ой, да ну тебя, – возражает Хоуп. – Ты мне как брат.
Он забирается в спальный мешок.
Мими говорит ему:
– Я бы пригласила тебя к себе в палатку, но тогда тебе придется спать буквально на мне.
– Дорогуша, – говорит Трэвис, – ты же сама знаешь, что я не хочу всю ночь слушать твой храп.
Он застегивает мешок, забравшись в него до самых бровей.
– Не задохнись там, – предостерегает Мими. – Что мы без тебя будем делать.
– Ладно, – говорит Трэвис и с головой прячется в мешок.
– У тебя есть все, что нужно? – спрашивает Мими.
Она дала мне два одеяла, а Трэвис позволил мне порыться в его машине в поисках дополнительных утеплителей. К счастью, он оказался из тех мальчиков, от которых приятно пахнет.
Я киваю.
Она говорит:
– Я так рада, что нарисовала для тебя тот рисунок.
– Я тоже.
– Ну что, увидимся утром? Ты же не передумаешь и не сбежишь, пока мы спим?
– Ни за что.
Она касается моего запястья.
– Тогда спокойной ночи.
Мы закрываемся в палатке. Как только Хоуп улеглась в свой спальный мешок, а я на свою груду свитеров, все шорохи стихли, и я слышу лишь звуки ночи. Ветер и сверчки. Смех где-то вдалеке, на другом участке.
Хоуп шепчет:
– Мои родители развелись, когда мне было двенадцать.
– Ой! Мне так жаль.
– Мне казалось, земля уходит из-под ног. Это было ужасно. Потом я привыкла, но дом так никогда и не стал прежним.
Крыша палатки прозрачная. Я вижу луну и звезды, и слова Хоуп кажутся такой же вечной истиной, как они. Как бы люди ни старались сосредоточиться на хорошем, пытаясь перенестись сразу в будущее, где все хорошо, правда заключается в том, что нельзя просто проскочить этот период – время, когда становится трудно дышать и ты чувствуешь себя совершенно беспомощным. Как будто кричишь, а никто тебя не слышит. Как будто счастливое будущее – миф, на который нельзя рассчитывать, и хочется только одного – бежать от всего этого.
Конец любви. Конец семьи. Ты больше не дочь двух человек, которые просыпаются в одной постели, ставят зубные щетки в один стаканчик, иногда закатывают глаза и вздыхают, иногда злятся друг на друга, но каждый вечер возвращаются в один дом и садятся за один стол.
– Нам осталось потерпеть всего год, – говорит Хоуп. – А потом у каждого из нас будет свой собственный дом.
– Ага, – говорю я.
– А пока можем ходить в походы.
Хоуп засыпает. Я лежу неподвижно и прислушиваюсь, ожидая, когда захрапит Мими. Ее палатка стоит совсем близко, но оттуда не слышно ни звука. Проходит так много времени, что я начинаю бояться, что скоро рассветет, а я так и не усну.
Делаю
