о самом-самом начале, когда даже Хейт-Эшбери существовал только как обычный, ничем не примечательный перекресток, Джерри Рубин пишет: «Из крупнейшего университета в мире вырвалась целая культура. Телеграф-авеню была длиной в пять зданий – книжные магазины, летние кафе, лавки с постерами и кинотеатры, крутившие андеграундные фильмы.
Прикиньте прилежного студента, приехавшего из пригорода Лос-Анджелеса учиться в Беркли. Шлепая с лекций в свою общагу или квартиру после тяжелого дня, он проходит по Телеграф-авеню, словно пробирается по пантеону революции.
Он минует магазин пластинок и невольно внимает паре строчек из песни Дилана.
И такое же дитя пригородов, как он сам, разве что босоногое, как Иисус, подруливает к нему с вопросом: «Мелочишки не найдется?»
Постепенно в сознание правильного студента просачивается мысль: Вот он я, обремененный задачами, ответственностью и чувством вины человек, и все это мне навязали. А эти хиппи на улицах – они могут делать что захотят. Могут дуть целый день. Могут загорать дни напролет, тогда как я вынужден просиживать штаны в аудиториях, слушая нудных профессоров и сдавая экзамены, превращающие меня в нервную развалину ‹…›.
Университет преобразовался в крепость, наводненную нашими длинноволосыми, планокурящими, босоногими фриками со своей культурой, использовавшими территорию университета как игровую площадку» («Действуй!»).
В какой-то момент разноцветная революция достигла такого размаха, что, как говорили, «каждая домохозяйка исповедовала нонконформизм», и казалось – вот она победа. Тогда Сан-Франциско стал по-настоящему Фриско (даром, что словари сленга приводят написание через «i»…).
Но такая победа, как очень быстро выяснилось, несла в себе поражение. Домохозяйки не бывают нонконформистами. Они лишь мимикрируют под внешние признаки нонконформизма, внутри оставаясь все теми же домохозяйками, и таким образом размывают и уничтожают революцию.
«Безумие творилось во всех направлениях, каждый час… Ты мог отрываться где угодно. Это было всеобщее фантастическое ощущение, что все, что мы делаем, правильно, и мы побеждаем…
По местам боевой славы. Перекресток Хейт-Эшбери
И это, я полагаю, и есть та самая фишка – чувство неизбежной победы над силами Старых и Злых. Ни в каком-либо политическом или военном смысле нам это было не нужно. Наша энергия просто преобладала. И было бессмысленно сражаться – на нашей стороне или на их. Мы поймали тот волшебный миг: мы мчались на гребне высокой и прекрасной волны…
И сейчас, меньше пяти лет спустя, можешь подняться на крутой холм в Лас-Вегасе и посмотреть на запад (имеется в виду в сторону Сан-Франциско – М. Р.), и если у тебя все в порядке с глазами, то ты почти разглядишь уровень полной воды – ту точку, где волна в конце концов разбивается и откатывает назад» (Хантер Томпсон.
