ни зевать, ни потягиваться, и почесываться не смей… – Тут он выкрикнул с особой обидой и болью: – И все время она молится, Том! Молится – чтоб ей пусто было! – с утра до вечера. ‹…› Я не мог не удрать от нее… да, иначе я не мог. К тому же скоро откроется школа, мне пришлось бы ходить туда, а этого я прямо не выдержу! Оказывается, Том, быть богатым вовсе не такое веселое дело. Богатство – тоска и забота, тоска и забота… Только и думаешь, как бы скорей околеть. А вот эта рвань – она по мне, и эта бочка – по мне, и я с ними век не расстанусь. Том, ни за что не стряслась бы со мной такая беда, если б не эти проклятые деньги!» («Приключения Тома Сойера»).
Гекльберри Финн. Памятник на Кардиффском холме в г. Ганнибал, штат Миссури
Ну, ни дать ни взять – готовый манифест тронутого поколения, произнесенный в те времена, когда даже бабушки этой беспокойной публики еще не родились на свет! (Отметим вскользь, что сущность, носящая у Твена название «Вдовы», теперь обыковенно называют «Вавилоном»). Холден Колфилд, названный в одной статье Ксении Мяло, чудом проскочившей в советские времена, «первой ласточкой хип весны», – далекий праправнук Гекльберри Финна, но генетическая связь несомненна. Еще один близкий родственник – подросток из рассказа Джека Лондона «Отступник», единственный кормилец в семье, замордованной бесконечной работой на фабрике, в один прекрасный день он решает послать все – жалость, ответственность, привязанность, дом, привычную жизнь, наконец, – куда подальше ради того, чтобы стать бродягой и прожить свою собственную жизнь, вдохнуть полной грудью воздуха свободы и понять, зачем он вообще появился на свет. И идет столбить свою свободную территорию, осуществлять свою Американскую мечту.
Эта вариация Американской мечты получила в 60-е новое название – Californian Dream, как сформулировали в своем единственном хите «Mamas & Papas». Калифорния стала Меккой для всех, кто искал эту новую мечту – для всей разноцветной толпы, в которой, как, увы, впоследствии оказалось, настоящих Геков было не так уж много. В ситуации постреволюции не раз и не два поминали крах Американской мечты калифорнийского разлива – и впрямую, как это сделано в «Страхе и отвращении в Лас-Вегасе», когда удолбанные в хлам Дьюк со своим адвокатом попадают в казино «Цирк-Цирк», и встреченный там приятель удивляется: «Так ты нашел Американскую Мечту? В этом городе?» А Дьюк иронически роняет: «Мы сидим сейчас в ее нервном центре. Ты помнишь ту историю, которую нам рассказывал менеджер о владельце этого места? Как он всегда хотел сбежать из дома и присоединиться к цирку, когда он был ребенком?» – «Да, я понимаю, что ты имеешь в виду», – с легкостью берет подачу тот. «Сейчас у этого мерзавца свой собственный цирк и лицензия на воровство тоже…» И косвенно, как это сделано в фильмах «Большой Лебовски» или «Сломанные цветы»: реальность, когда-то насыщенная до почти нестерпимой полноты, теперь пуста и бессмысленна – сломаны не просто цветы, сломано поколение Flower Children, и все, что остается, это
