какое только мог оказать гуннский император своим подданным. Тотчас же четверо сильных мужчин подняли серебряный стол в уровень с лошадью, и Аттила, не сходя с коня, откушал всех блюд, выпил чашу с вином и потом вступил в свой дворец. В отсутствие мужа, который, по возвращении из дальнего путешествия, потребован был к Аттиле, жена Онегеза пригласила византийских послов к себе на ужин вместе с гуннскими вельможами, которые почти все были ей родственники.
Что касается глав посольских миссий, то они получали распоряжение относительно своего размещения: устанавливать свои палатки в том месте, которое было близко к дому министра и к императорскому дворцу.
Максимин, глава византийской посольской миссии, сгорал от нетерпения увидеться с Онегезом, чтобы сообщить ему инструкции от Феодосия II, кроме того, он надеялся при помощи этого всесильного вельможи решить проблемы, которые должны были возникнуть при исполнении этого поручения. Он почти не спал и, как только забрезжил рассвет, отправил своего секретаря Приска к министру с подарками. Ограда была заперта; слуг не было видно, и Приск должен был ждать. Отдав подарки на сохранение посольским служителям, он решил прогуляться.
Тогда-то и состоялась любопытная встреча, позволяющая читателям получить представление о положении подданных в Гуннской и Римской империях.
Эта встреча описана в сочинении Приска, и мы остановимся на ней подробнее.
Так вот, когда Приск сделал несколько шагов, кто-то, прогуливавшийся так же, как и он, поравнялся с ним и обратился к нему на весьма чистом греческом языке. Услышать греческую речь в царстве Аттилы, где обыкновенно употреблялись языки гуннский, готский и латинский, и то при торговых делах, – это было неожиданностью, которая поразила Приска. Единственные греки, с которыми он мог ожидать встречи, были пленники из Фракии или приморской Иллирии, люди жалкие, которых легко было узнать по их длинным, растрепанным волосам, тогда как человек, заговоривший с Приском, был совсем не таков: голова у него была обрита кругом, и на нем была гуннская одежда, какую носят только богатые сословия. Эти мысли промелькнули, как молния, в голове Приска, и, чтобы узнать, что это за человек, после взаимного приветствия он спросил его: из какой страны света прибыл он сюда жить варварскою жизнью среди гуннов?
«Почему ты меня об этом спрашиваешь?» – сказал незнакомец.
«Потому что ты слишком хорошо говоришь по-гречески», – засмеялся Приск.
«Действительно, я грек, – сказал он. – У меня была обширная торговля в Виминацие, в Мизии, и я женат был там на богатой девушке. Жил счастливо, но война разрушила мое счастье. Так как я был богат, то и сделался вместе со своим достоянием добычей Онегеза, потому что – тебе, конечно, известно это – вожди гуннов имеют привилегию брать себе богатейших пленников. Мой новый господин водил меня с собой на войну; я бился мужественно и возвращался с добычею. Я дрался с римлянами,
