раздался истошный вопль, и сразу все походные построения превратились в первозданный хаос. Солдаты разбегались куда глаза глядят; ездовые гнали лошадей не разбирая дороги, прямо через канавы, межевые валы и кустарники – всё живое пыталось уйти, спрятаться от воздушной напасти. Аллеманские авиаторы спокойно выбирали цели и беспрепятственно их уничтожали. У отступающей Полонийской армии не было средств для борьбы с авиацией противника.
Вся надежда командования была на то, что арьергардам удастся еще пару-тройку дней сдерживать наступление противника, не давая ему осуществить главную задачу – отрезать пути отхода Армии к восточной границе. Нужно было спешить: силы арьергарда таяли с каждым боем. А тут возникла еще одна тяжелейшая проблема – вместе с армией шли, а точнее говоря, брели из последних сил толпы беженцев. Командованию и в страшном сне не могло прийти в голову пробиваться через эти толпы. Практически, в данной ситуации армия была обречена – даже без прорыва главных сил противника она будет уничтожена его авиацией…
В штабе Западного округа шло совещание. У карты стоял седоватый подтянутый офицер в темно-зеленом мундире, делегат связи Полонийской армии. Водя указкой по карте, он четко докладывал ситуацию. Только по его напряженной позе, да еще по подергиванию мускула у левого глаза, можно было догадаться как нелегко давался ему рассказ о тяжелом, пожалуй, безвыходном положении Полонийской армии. Свой доклад он закончил словами: «В данной ситуации будет большой удачей, если хотя бы четверть нашей армии пробьется на интернирование, тем более, что по нашим сведениям Аллеманская авиация намерена в районе границы уничтожить переправы, чтобы затруднить уход наших войск. Движение армии еще более замедляется из-за того, что вместе с армией идут беженцы. – Вдруг он как-то неловко сглотнул и начал жадно пить воду. – Простите, пожалуйста. Вместе с другими беженцами уходит моя семья…»
В зале было тихо. Только дребезжало блюдце от неловко поставленного на него стакана.
– Благодарю вас, Франк Захарович. Вы отдохните, адъютант вас проводит, а мы еще посовещаемся. Может до чего и додумаемся.
Городецкий обвел взглядом зал. Вот начальник штаба Западного округа. Ему уже почти шестьдесят. Начало сердце пошаливать. Сколько он еще протянет? А ведь кажется совсем недавно мы с ним защищали Срединную Империю от акул Страны Голубых Рассветов. Вот о чем-то шепчутся попугаи-неразлучники, командующий воздушной армии и начальник транспорта. Оба они отчаянно дрались в солнечной Иберии. Когда раненного Городецкого вывозил Антонов на своей полуторке, кто-то дунул Фаланге, и Дерябин, проявляя чудеса храбрости и изворотливости, отгонял от машины двух осатаневших Кондоров. Семнадцать пробоин у самолета, и три пули достались ему лично. Сам не помнит как посадил машину. Из кабины Дерябина вытаскивали, у самого сил не было.
Да и остальные командиры как на подбор. Правда, больше половины из них хлебнули до сыта лагерей. Однако, люди с понятием – на страну зла не держат.
– Ну-с, что скажете,
