заговорила, заулыбалась. Афанасий, уверенный, что его уже ничего не прошибет, высокомерно взглянул на нее, и… ему захотелось выть.
Вагон был нового типа, обшитый белым пластиком. Без вкусных уголков для стояния рядом с дверью. Афанасию из-за фиалок нечем было держаться. Его болтало из стороны в сторону, а Ул ловил его за ворот.
– Видишь, как тебе повезло, что я у тебя есть? – спрашивал он, а потом вдруг крикнул на весь вагон: – Эй, люди! Я счастлив! Это мой друг, а это моя девушка!
Суеверная Яра дернула его за рукав.
– Тшш! Молчи!.. Счастье спугнешь!
Лучше бы она промолчала. Улу моментально захотелось противоречить.
– Эй! Счастье! Ау! – заорал он.
– Ку-ку! Ушло уже я! – нетрезвым голосом откликнулся проходящий рядом человек.
Спина у него была полосатая, как у зебры, с четко отмеченными ступеньками. Вагон тронулся и медлительной гусеницей пополз в тоннель.
Глава 2
Крыло друга
Когда человек не отказывает себе в удовольствиях и получает их слишком много, он к ним привыкает и перестает что-либо ощущать. Удовольствий ему требуется все больше, каких-нибудь изощренных, фальшивых, и заканчивается все неминуемой деградацией. Если же удовольствия, напротив, постепенно ограничивать, то с каждым днем будут открываться все новые. Настоящие. Даже простой капле воды, или солнцу, или пятиминутному отдыху в походе радуешься просто с дикой силой.
В пять утра Ул встал проводить Яру. Он поднялся наверх, затем снова спустился и, срезая путь, пошел галереей. Шаги далеко разносились по длинным пустым коридорам ШНыра. В столовой не было ни души – даже сердитой старушки Суповны, которая, непрестанно ворча и жалуясь, что ей никто не помогает, не подпускала никого к плите на десять метров.
Однако и без Суповны ее присутствие ощущалось. На центральном столе стояло верное средство от сна: три кружки с крепким чаем, соленый огурец и тарелка с круто посоленным черным хлебом. Одна кружка была пустой.
– Значит, Денис уже в пегасне, – сказала Яра, появляясь вскоре после Ула. Она вечно опаздывала, но опаздывала культурно: минут на пять.
Ул кивнул и посолил огурец.
– Люблю все соленое! – сказал он про себя. – Хотя что можно подумать о человеке, который солит соленый огурец? Какой-то минерал недоделанный!
Сидя в полутьме, Яра большими кусками откусывала черный хлеб, прихлебывала чай и разглядывала толстую пачку фотокарточек, небольших и крепких, как игральные карты. Снимки были сделаны частично скрытой камерой, частично с помощью телескопического объектива.
– Это только за последнюю неделю. Что общего у системного администратора, учительницы физкультуры, театрального осветителя, студента, сторожа из котельной и глухого парня, бывшего музыканта? – спросила она, пряча от Ула снимки.
– То же самое, что у пожилого астролога,
